прав ты, что заварил эту кашу. Иначе нельзя было. И ни в какой Бордуолах ты не должен ехать!»
«Ага, — нашёл Аласов силы пошутить. — Умывала руки: не советчица я тебе, а что теперь? Никак повзрослела наша Майка?»
«С тобой поведёшься — повзрослеешь».
«Ты разве водишься со мной?»
«Серёжа, я ведь серьёзно. Это вовсе не склока, как бы хотелось Пестрякову представить. Тут принципиальный конфликт. Если бы ты уехал в Бордуолах, может, для тебя лично это был бы лучший выход. Сколько сил для настоящих дел сберёг бы! И меня бы в свой Бордуолах с собой забрал, а? Потянулась бы туда за тобой, как отважная декабристка. Но ведь Бордуолах — это бегство! Ребят предать, показать, как просто может быть повержена правда…»
«Ах ты, Майя! Ах ты, славная Майя!» — говорил про себя Аласов, налегая на палки, пока наконец не сообразил, что оставил свою охотничью команду далеко позади. Остановился, стал поджидать.
Хорошо она сказала: сегодня не кончается. Нескладно вышло с Сокорутовым, но ведь этим-то не кончается! Жаль, что не удалось Майю заманить в эти снега. Была прилежной из учениц, теперь прилежнейшая из учителей. Осталась честно отсиживать на всех положенных семинарах и инструктажах.
— Ну вы и помчались, Сергей Эргисович!
Ребята подошли разгорячённые, у Веры даже нос вспотел.
— Где же охота? — спросила она. — Идём-идём, а дичи нет.
— Где наши горностаи и белки? — подхватил Ваня Чарин.
— Тише, товарищи… Ещё тише, — остановил их Аласов. — Дед Лука верно сказал: первое дело на охоте — не шуметь.
— Ну это не для меня! Вот из нашей Нинки охотник получится — за весь день словечка не проронит.
— Следы!
Ребята склонились, рассматривая.
— Это заяц, — уверенно сказал Саша Брагин.
— А когда был? — спросил Аласов.
— Не сегодня. Не с этой ночи. — Саша, присев, потрогал след пальцем. — Старый…
— А ну-ка ты, Ваня. Что мы там видим?
Чарин растерялся, как у классной доски.
— Это тоже след… С когтями… Может, собачий? Нет, лисий… Верно ведь, лисий?
— Следопыт! — присвистнул Гоша Кудаисов. — Это же косач! Тетерев, косач, понимаешь? Верно, Сергей Эргисович?
— Верно, Кудаисов. Стрелял косачей?
— А чего ж… И косачей приходилось.
— Девочки! Товарищи! Караул! Честное слово, здесь медведь прошёл. И совсем недавно…
Ребята ринулись на помощь, будто Вера обнаружила не только след, но и самого медведя.
— Ха-ха! Медведь… Самый обыкновенный конь прошёл. Это же след от копыт!
— Вот и не от копыт, и не от копыт! — стала защищать своего «медведя» Вера.
— Верно, Верочка, — сказал Гоша Кудаисов. — Самый настоящий косолапый. А зачем косолапому подковы — его личное дело, верно? Пускай хоть в галошах резиновых…
— Проваливай! — обиделась девушка на насмешника.
— В охотничью цепь ра-азвернись! — скомандовал Аласов. — Гоша, будь внимателен. Куропатки у тебя по курсу сели…
— Видел!
Изготовив ружьё, парень внимательно осматривал каждый кустик. Лире передалось его охотничье волнение — она шла рядом тихо, словно плыла по снегу. На опушке Гоша показал на свежие следы:
— Здесь они недавно пробежали. Лира, затаись!
Он начал бесшумно подкрадываться. Лира за ним.
— Смотри внимательно — вон они расхаживают… Теперь надо, чтобы перед мушкой сошлись…
Упирая приклад в плечо, парень старался унять в себе предательскую дрожь: не хватало ещё промахнуться при Лире.
Тут и Лира увидела птиц. Доверчивые, они не подозревали о близкой гибели, белые, удивительно чистые. Вот, прислушиваясь, они постояли рядком, вытянув шеи, потом успокоились, разошлись. И вдруг, словно балерины, очень проворно перебирая ножками, пошли друг другу навстречу. Одна птица с пушистой шейкой (видимо, это был «он», а вторая поменьше, нежная и грациозная, — «она»). Движения у неё лёгкие, робкие. Дошли до валежины, разделявшей их, остановились на миг, затем «пушистик», бойко перескочив через преграду, оказался рядом с подругой. Она, умилённая, положила маленькую головку на его удобную мохнатую шею, спрятала там свой клюв.
Гоша прицелился и плавно стал нажимать на спуск.
— Не стреля-а-ай!
Лира бросилась ему под руку, и в тот же миг прогрохотал выстрел, затрещали и полетели мёрзлые ветки с ближних лиственниц.
— Не стреляй, не стреляй! — не слыша себя, повторяла девушка.
— Да ты что!..
— Убил, да? Уби-ил!..
— Не убил! Ты же мне под руку… Не реви ты, пожалуйста. Улетели они…
Действительно, куропаток и след простыл.
— Ну, Гоша, с чем тебя?
— Ни с чем, Сергей Эргисович. Промахнулся я… — нехотя ответил парень, повесив ружьё на плечо стволом вниз. И с силой нажал на палки. Лира, виновато потупившись, последовала за ним.
Так-то оно бывает, братцы охотнички.
Пройдя лиственную чащу насквозь, отряд дружно ринулся на штурм пологой сопки. Наверху стояла высокая сосна — совсем как у Лермонтова. Идя лыжным клином, в десять голосов загорланили… «На се-ве-ре ди-ком сто-ит оди-ноко…»
— И до чего же ты, Верка, тяжёлая, — сокрушался Саша Брагин, утирая пот. Ему досталось сопровождать наверх толстушку Тегюрюкову.
— Стыдись, рыцарь бледный!
Молодое солнце сияло в снегах. Ветерок разогнал изморось, небо заголубело. Утро, солнце — ничего нет милее! Зимой ли, весной, поздней ли осенью — всегда. Ещё Аласов не учился в школе — лет шесть было ему. Мать разбудила: поищи корову. Раздирая рот от зевоты, натянул он порточки, побрёл на выгон. И поразился тому, что уже сто раз до этого видел: на цветах, листках, на каждой мелкой веточке — по хрустальной бусине, а в каждой бусине своё маленькое солнце. Выгон блестел, как волшебный край, о котором рассказывали песни-олонхо.
Чувство утра — как чувство прозрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109