«Чёрный лист… чёрные листья…» Майя не стала церемониться, силой раздела её догола, укутала в шерстяное, дала горячего молока, малины, грелку к ногам. Почти всю ночь она просидела рядом, подтыкая ей одеяло с боков… «Майя Ивановна, только честно… почему из меня не получается учительницы?» — «Глупая, глупая, что говоришь-то… Ты знаешь, чем отличается хороший педагог от плохого? Плохому и в голову не приходит, что у него что-то не получается. Он под дождём с горя бродить не станет».
Майя была уверена, что этот кризис неизбежен для молодой учительницы, но Лана преодолела его. Так зачем же машина, что взбрело девочке в голову?.. В колхозное правление она не вошла — влетела: Саргыланы там не оказалось. И как бывает — бежишь в запале, а потом вдруг всё становится безразличным, — едва доплелась до своей избы.
Саргылана была дома. Странно белела голая стена над кроватью, где ещё утром висел коврик с оленем. На кровати стоял раскрытый чемодан. Девушка вскочила, стараясь заслонить его спиной.
Майя привалилась к дверному косяку: ничего, ничего, собирайся, девочка. Что могу тебе ещё сказать? Я тебя не просто в свободную комнату пустила жиличкой, я тебя в душу свою пустила. А ты вот как — даже не предупредила, не посоветовалась.
— Майя Ивановна! — Саргылана мяла в руках пёструю блузочку.
— Что, Саргылана?
— Как же… урок ведь у вас. Что-нибудь случилось? У вас такое лицо, Майя Ивановна…
— Ничего не случилось, Саргылана. Просто услыхала, что вы собираетесь уезжать, пришла попрощаться. Вы ведь не захотите уехать, не попрощавшись со мной, правда?
— Да что вы! Майя Ивановна… Машина будет совсем поздно… Я собиралась вам… я ведь ещё не еду…
— Ничего, Саргылана, ничего. Твёрдо решили, хорошо обдумали?
— Всё обдумала! Всё, Майя Ивановна! Нет больше сил. Какая из меня учительница? Нужно совесть иметь… И вы, пожалуйста, не уговаривайте меня больше, не тратьте времени.
— Я не уговариваю. Я не матушка тебе и не старшая сестра. Просто прожили полтора месяца под одной крышей… Одно только запомните, Саргылана Тарасовна: придёт день, когда вы об этом горько пожалеете.
— Майя Ивановна!
— Да, пожалеете, — сказала жёстко, как никогда не говорила раньше с младшей своей подругой. — Не бойтесь, не буду произносить слова «призвание», «долг». Тут всё объясняет одно простенькое словцо: бежите.
— Майя Ивановна!..
— Нет уж, выслушайте меня до конца. Бежите тайно, никого не предупредив. Бросаете на произвол судьбы своих мальчишек и девчонок. И это у вас называется — «надо совесть иметь». Ай да совесть! Как вот только мы ребятам объясним, почему у них нет больше уроков русского языка? Сказать: у Саргыланы Тарасовны, видите ли, совесть заговорила? Тем и запомнитесь Арылаху…
— Майя Ивановна, зачем вы говорите так!
Это было жестоко, слова, которые она произносила, ранили сердце ей самой, но Майя должна была сказать это, как бы ни любила Саргылану. Именно потому, что любила.
— Майя Ивановна!.. — Девушка припала к ней, лицом на грудь, кофточка у Майи стала мокрой.
— Ланочка… — проговорила она, обнимая её худенькие плечи. — Саргылана, дорогая…
— Эгей! Хозяева! — Что-то в сенях с грохотом обвалилось, наверное, старый таз с гвоздями. — Есть живые люди в этом доме?
— Всеволод Николаевич, это вы?
— А кто же ещё. Чего удивились, или вы кого другого, помоложе, ждёте?
— Заходите, пожалуйста, Всеволод Николаевич!..
X. Болит у одного — у всех болит
Лира сказала себе: ещё пять минуту и пойду… Больше уже невозможно. Пять минут она терпеливо простояла у окна, но улица была по-прежнему безлюдной. Тогда Лира быстро собралась и отправилась в школу одна. Каждое утро она случайно встречала на этом углу Гошу Кудаисова, и они вместе шли до самой школы. Встретились по дороге одноклассники, что тут особенного!
Дружба их началась с прошлого года. Гоша и тогда часто пропускал уроки, а переписывать пройденное просил у Лиры Пестряковой: «У тебя почерк хороший».
И вдруг всё рухнуло! Виновата в этом была только она одна. Лира давно знала, как плохо у Гоши дома. Дико даже подумать — голодают в наши дни! Бывает, намазываешь булку маслом и вдруг вспомнишь о Гоше, о его сестрёнках. Если бы она могла хоть чем-то помочь ему! Но заговорить об этом с Гошей, даже намекнуть, нечего было и думать — Гоша не простил бы ей жалости. Потому и разговоры были у них беспечные — об уроках, о новом фильме, о чём угодно, кроме главного.
А несколько дней назад произошло это непоправимое. Было воскресенье, ей понадобился учебник физики, который она накануне одолжила Гоше. Лира, не долго думая, отправилась к Кудаисову домой, к их бедной лачужке возле электростанции.
Кудаисов сидел на завалинке, держал на коленях по малышке. Девочки были очень похожи друг на друга, они и ревели одинаковыми голосами. Пытаясь унять сестрёнок, Гоша надувал щёки, что-то выкрикивал, сам едва не плача. И тут увидел перед собой Лиру. Лицо его исказилось. И как грубо он закричал на неё! «Ты… ты… убирайся отсюда! Что пришла?.. Что надо?» Ей даже показалось, что он замахнулся. Лира кинулась бежать.
На следующее утро он не появился на углу, прошёл в школу другой дорогой. И на второй день его не было, и на третий.
Когда решали на комсомольском собрании, кто пойдёт вместе с Сергеем Эргисовичем, её фамилии даже не назвал никто. Назначили «двойняшек», Нинку и Веру, — будто их больше всего интересует судьба Гоши Кудаисова! А она и думать не смей! Зачем, зачем только мама стала придираться к нему — из-за какого-то несчастного домашнего задания! Ах, если бы Лира могла вовремя остановить маму! Как неприязненно говорили о ней вчера на комсомольском собрании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109