Но у Стёпы был, видимо, нестандартный характер — она ничуть не разжалобилась. Несчастные дети, несчастная семья? А кто виноват, Надежда Алгысовна? Хорошо известно, как ты обошлась с Аласовым в войну, как ловко окрутила важного завуча. Тогда ведь Сергей Аласов любил тебя. Экое счастье шло в руки! Нет, дорогая, в этом среднем мире ни одно бесчестье не остаётся безнаказанным! Дети страдают невинно — это уж точно. Рожать детей — тоже право должно быть. Иная родит — как преступление совершит. Что же касается её, Степаниды, то никогда в жизни она не пойдёт за нелюбимого!
Конечно, негоже обижать гостью, однако не сдержалась, проговорила в ответ:
— Детишек жалко. А вас, Надежда Алгысовна, мне, по правде сказать, не жаль.
Надежда подняла глаза, лицо её отвердело.
— Я и не нуждаюсь в жалости, Степанида Степановна.
— Ну хорошо, хорошо, — спохватилась та. — Спать-то будем?
Огарок свечи догорел и потух, стало беспросветно темно.
— Спите? — спросила Степанида.
Гостья не ответила.
XXXVIII. Умный совет дороже верёвки
В Арылахскую школу приехал заведующий районным отделом народного образования Кирилл Сантаевич Платонов.
Со здоровьем у старика было худо, все знали, что из райцентра он выезжает лишь при крайней необходимости, и если появился где в школе, одно это уже много значило.
Воротник рубашки подпирал щёки Платонова, он был похож на бульдога. Первое впечатление: развалина, ему бы уже в лучший мир готовиться или на пенсионный покой. Однако тот, кто подумает о завроно так, очень и очень ошибётся. Ни болезнь, ни малоподвижность не мешали Платонову быть хозяином строгим и уверенно держать в узде учителей района. Мало выезжал, да видел любого насквозь.
Грубоватая прямота его — Платонов мог и прикрикнуть, и оборвать на полуслове, — не означала жёсткости характера. Не этого побаивались, а его проницательности. Какой-нибудь директор школы живёт от райцентра за тридевять земель, не видится с Платоновым по полгода, а Платонов будто вчера с ним чай пил… И боялись, и уважали: старый человек зря свой хлеб не ест, с ним действительно можно было всерьёз поговорить о деле. Прямота вместе с таинственным «всезнайством» создавали заведующему репутацию хозяина, который знает, что делает.
Возле Платонова хоть плачь, хоть танцуй осохай, а будет так, как он сказал. Разревётся иная учительница — успокоит, сам слёзы вытрет. Но у двери всё-таки скажет на прощание: «Вот мы, значит, и решили, дорогая моя…» И всё тут.
После такого предуведомления легко понять, как необычен был в его практике случай с Аласовым. Пусть смутьяна и отлучили от учительства, но зловредные семена, им посеянные…
Взгляд хозяина просвечивал каждого из входящих, и никто не оставался спокойным под этим взглядом, даже отважного воина Нахова и того пронял. Василий Егорович невольно поёжился, увидев в учительской тучную фигуру Платонова. Но такой уж был характер у него: устал — прибавь ещё нагрузочки, оробел — лезь на рожон! Гремя протезом, Нахов пересёк комнату, уселся прямо напротив Платонова, откинув ногу и взгромоздив перед собой массивный портфель.
— Заседаем — воду льём? — спросил он громко.
Платонов покосился на него.
Нахов умостился, передохнул и тут увидел под рукой у завроно некогда сочинённое им письмо — то самое, которое было подписано товарищами и заказной почтой от правлено в министерство. Они ждут ответа из министерства, а письмо, оказывается, у Платонова!
Третьего дня Нахов пошёл к Аласову домой, застал его лежащим на кровати, ноги кверху. Читает толстенный том какого-то английского историка о второй мировой войне.
«Ты только послушай, Василий Егорович, какие петли нижет почтенный фальсификатор!..»
«На кой чёрт мне твой фальсификатор! Из здешних бы петель выбраться. Ты что же, Сергей Эргисович? Лежишь преспокойненько, будто не тебя вытурили взашей из школы! Там коллектив бурлит, а ты?»
«И я бурлю. Только что мне делать-то? С топором за Пестряковым гоняться?»
«Не валяй дурака! Знаешь, что обязан делать — ехать в райком, в Якутск. В Москву, наконец».
«Не имею права через голову. Приедет с партконференции Аржаков, вынесут моё персональное дело на бюро, а уж потом, в зависимости от принятого решения… Пока нет Аржакова, остаётся фальсификатора читать. Не волнуйся, Василий Егорович, не всё так уж чёрно. Хоть и уволен, а занятия по истории веду без всякой зарплаты».
Тут Нахов и вовсе рассердился:
«Не хотите ли вы, Сергей Эргисович, пококетничать? Вот я какой святой! Могу и бесплатно учить! Ребята ждут, когда же правда восторжествует. А может, правды-то и нет вовсе? А вам, вижу, плевать на эти ожидания».
Аласов построжал, — видимо, проняла его критика:
«Всё верно, Василий Егорович. Мои шуточки — не от хорошей жизни. Завтра же отправлюсь в район».
— Не пора ли начинать? — завуч постучал по графину. — Пожалуйста, Кирилл Сантаевич.
Платонов трудно, с астматическим свистом дыша, придвинул к себе бумаги.
— Приехал я к вам не мораль читать и не разбирательство вести. Для этого у меня Логлоров есть. Я к вам по-товарищески, поговорить хочу, посоветоваться. Умный совет в дороге верёвки дороже…
Часто делая паузы, он заговорил о том, что Арылахская школа в республике — флагман педагогического дела. Но красивое яблочко изнутри оказалось червиво!
Нахов поискал глазами Кубарова: как бы директора от такого сравнения удар не хватил! Но Фёдор Баглаевич сидел с безучастным лицом. Сидел он на краешке стула, стопку книг на коленях держал: представься случай, и тут же улизнёт.
Между тем Платонов перешёл к существу, заговорил о мотивах, вызвавших приказ по роно относительно Аласова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109