— Точно, точно! — оживилась женщина. — Такие волосы были. Сколько лет прошло! Ты ещё молодой, а я уже старуха. — Глаза женщины замерцали слёзами, она прикрыла рот рукой, чтобы не дать вырваться стону. — Колет, как шилом… А я видела тебя, когда приехал, да постеснялась подойти. Вон какой важный стал — учитель… Не женат, говорят?
— Нет, Аксю, не женат.
— А я вот уже за третьим. Забрал меня тогда отец из седьмого класса… Дал бы доучиться, может, была бы сейчас как все вы… как Надежда или Майя, может, тоже учительницей… Я ведь училась не хуже их. Только одни как люди живут, а к другим жизнь всё задом!.. Года не прошло, как взяли меня из седьмого, а я уже замужем. Не знаю, помнишь или нет старика. Уйбан-кузнец прозвище было, на участке жил… Так я за его сына, Егоршу, вышла.
— Помню Егоршу хорошо. В пятом классе мы с ним за одной партой сидели.
— Он тебя тоже вспоминал. Мой первый муж…
Аксю помолчала, слабо улыбаясь и глядя в потолок.
— Полтора года жили с ним. Как в сказке… Ласковый он был, убаюкивал меня на руках. На второй год войны его призвали. А осенью уже и извещение пришло, что погиб… Сынок мой, Гоша — это ведь его…
Только сейчас Аласов понял, кого ему всё время мучительно напоминал Егор Кудаисов.
— Всё ждала, надеялась, а вдруг ошибка с похоронкой… Делать нечего — пришлось поверить. Вышла замуж второй раз…
— Ладно, Аксю, потом расскажешь. Тяжело тебе сейчас… Ребята, помогите-ка малышкам, носы им утрите, оденьте потеплей…
— Нет, ты послушай, — сказала Аксю с непонятным упорством. — От второго дочка вот… Года не прожили, слюбился с другой женщиной, бросил нас. А третьего видел ты. Пьянь горькая… Когда протрезвится, ласковей важенки будет, покладистый, поискать такого. Но пьёт.
— Ударил я его крепко, — сказал Аласов, хмурясь. — И не хотел ведь… Прости меня, Аксю.
— Ударил — не беда! Его не так бьют, случается. Ещё немного, задушил бы он меня, паразит. Последние деньги, на хлеб детишкам… — Она вытащила из-за пазухи комок бумажек, из-за которых едва не поплатилась жизнью. — Гошенька, сынок, возьми, в магазин сходишь, масла девочкам, сахару…
— Откуда же он такой? — спросил Аласов про мужа.
— Пришлый, издалека… — Аксю закусила губу, часто-часто задышала. — Прости, Сэргэй. Думаешь, наверно, безумная какая-то… Только на порог, а она про своих мужей, нашла время. Знаю, что про меня на улице болтают. Не хочу, чтобы ты от кого другого услыхал. Не от распутства это… Человек, чем ему хуже, тем всё больше надеется — вот повезёт. Гоша у тебя в классе… Он славный мальчик, ласковый, как отец его. Ты уж последи, Сэргэй, чтобы не обижали там Гошу, по старой дружбе. Не держи на него зла за отчима.
— Ну что ты, Аксю! Как можно говорить такое…
Крохотная, только начавшая ходить, девочка на слабеньких рахитичных ножках приковыляла к постели, ловя ручками край одеяла. Аксю попыталась поднять ребёнка к себе, но охнула, упала навзничь на подушку. Малышка заплакала, Аласов подхватил её, посадил рядом с матерью.
— Слушай, Аксю, что же доктора? Как можно в таком состоянии!
— Приходит тут молоденькая… Поила меня порошками, от них не лучше. Сегодня была, говорит, надо в районную больницу, направление дала… Гоша побежал в правление за машиной, а председатель Егор Егорович, как на грех, в отлучке… Завтра, говорят, пойдёт машина. После обеда…
— Какого чёрта! — Аласов хлопнул шапкой себя по руке. — «Завтра, после обеда!» Потерпи маленько, Аксю, я сейчас же добуду тебе машину!
— Сэргэй, Сережа… Стой, не надо так! Куда я сейчас поеду? Детишки без присмотра…
— За детей не беспокойся. Всё в порядке будет… Ну-ка, Гоша, где эта бумажка от доктора?
Уже на ходу он прочёл: «Острое воспаление почек. Требуется немедленная госпитализация, наблюдение уролога».
Колхозное правление было пусто, только молодица-счетовод уныло щёлкала в углу на счётах.
— Вот уж не знаю… — сказала она, выслушав Аласова. — Легковушка у нас поломанная, а на грузовой кирпич на ферму возят. Уже, наверно, загрузились — возле зерносклада…
Аласов бегом кинулся к складам, навстречу ему из-за поворота выехал тяжело гружённый кирпичом грузовик. Аласов замахал руками: остановитесь!
Толстощёкое круглое лицо высунулось из кабины:
— Тебе, дядя, жизнь надоела, под колёса бросаешься!..
— Слушай, парень, — переводя дух, сказал Аласов. — Женщина там больная. Надо в больницу быстро…
— А я тут при чём? Я кирпич везу по разнарядке.
— Приятель, — сказал Аласов как можно дружелюбнее. — Прояви рабочую сознательность. Тут кирпичи, а там человек живой. Вот справка, видишь, «требуется немедленная госпитализация». Беда ведь может случиться.
Намёк на возможный трагический исход подействовал на парня неожиданным образом — он и вовсе не стал разговаривать.
— Слышь, отпусти! Ничего не знаю, что мне сказано, то и делаю. Отпусти, тебе говорят!..
Он тронулся, но Аласов по-прежнему висел на подножке, держа дверцу:
— Стой, дурья голова! Человек ведь!..
— Отойди! — парень замахнулся на Аласова, пытаясь столкнуть его с подножки. — Отойди, тебе говорят!
— Что за базар? — перед машиной возник молодой мужчина в сером костюме. — Почему ещё здесь? — напустился он на шофёра. — Разве не было сказано, чтобы до обеда управиться?
— Да вот, товарищ председатель, — заныл шофёр. — Вот, дорогу не даёт… Бросай, говорит, кирпич, езжай в райцентр. Распоряжается… Дверцу чуть не выломал!
— Хорошо, хорошо, разберёмся тут без тебя. Поезжай немедля. Если будешь со всяким встречным…
— Я не всякий встречный! Я учитель здешней школы! И я требую, чтобы машина отвезла сначала в больницу тяжело больную женщину — вашу колхозницу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109