– Ты делаешь ошибку, княжич. – Ее голос шелестит, как коса в пыльной траве. – Спасаешь Потыка, теряешь себя. Отдаешь ферзя за пешку!
– Повтори, – спокойно и строго сказал Данька. – Повтори последнюю фразу.
– Ты… меняешь ладью на лапоть, вот что я сказала! – озлобленно выдохнула Псаня. – Губишь будущего исполина Зверку ради ничтожного Потыка…
– Все, замолчи. – Данила вдруг устал. – Я уже принял решение.
Хлопнула дверь. Взбешенная поляница выскочила из комнаты. Невежливая барышня, усмехнулся Данила. Разве можно так вести себя с высокородной особой княжеской крови? После неприятного разговора гудит в голове. Впрочем… гул доносится снаружи; там по-прежнему буйствуют мои головорезы. Мои милые бандиты, воры и ярыги. Господи, как я одинок.
– Братец? – Дверь приоткрылась, робко просунулась рыжая головка. – Она ушла? Ты велишь мне зайти?
Княжна проскочила в узенькую щель, подбежала к лавке и присела – ровная спинка, – сжатые коленки. Свежая сорочка, пламенные косички рассыпались по плечам. С виноватой улыбкой помахала Даньке костяным гребешком:
– Миленький братец… Ты такой грустный! Ложись сюда. Хочешь, расчешу твои волосы?
Второй раз за день мягко закружилась голова. Данила понял: больше всего на свете. Ему хотелось бы сейчас. Лечь на эту лавку. И положить голову Руте на колени.
Поспешно выходя из комнаты, успел заметить проклятые ржавые железки в рыжих косичках сестры. Она вплела их в волосы. Эти корявые толстые кольца из Алешкиной кольчуги.
Неужели она любит его?
Очень сильно толкнув дверь избушки, княжич Зверко вышел на площадь. Толпа вскипела; взметнулось и опало черное облако степняцких шапок, десятки волосатых лап потянулись за княжеским рукопожатием – Зверку мигом окружили телохранители… «На Чурилу! На Кумбала!» – горланила площадь, от переливчатого свиста поднялся ветер. «Надо говорить с народом, княжич! – зашептал подбежавший Стыря. – Они хотят плыть до Глыбозера и бить полканов… Скажи свою волю…»
Я скажу, кивнул Данька. Его провели через площадь к старому полусгнившему ветряку, распялившему недвижные лопасти над вишневыми зарослями. Перед мельницей возвышалась груда старых жерновов – Даньку подхватили на руки, подсадили наверх – чтобы всем видать нашего княжича, нашу надежу… «Слава наследнику!» – буйно обрадовалась толпа; Данила стащил с головы шапку и поклонился.
Говорить невозможно – на площади почти полтыщи заправских крикунов, многоголосый рев поднимается к притихшим звездам: кажется, что деревья мелко вибрируют, густо роняя листву. «Лю-Бо! Лю-Бо!» – скандируют первые ряды. «Сла-Ва Звер-Ке!» – накатывает сбоку. И сзади, как ровный рокот прибоя: «бей… по… гань!.. бей… по… гань!»
Данька поднял руку и – сразу оглох от внезапной тишины. Затихли! Остался ровный шумовой фон – утробное гудение сотен желудков да шорох пламени в факелах; нервное потрескивание веток под ногами да скрип ремней. Лиц не видно, только глаза мигают во мраке – будто ночное море светится. Вооруженная толпа – вовсе не самое уродливое чудовище на свете, внезапно подумал Данька.
– БРАТЦЫ!
Ух! Колыхнулось, опять закипело – будто круги по воде побежали! Шум снова разрастается, надо спешить. Данька вдохнул глубже, и…
– НАДО БИТЬ КУМБАЛА!
Пока все. Рев и визг на десять минут… Терпеливо выждав, можно улучить момент для очередной фразы:
– ВЫРУЧИМ КНЯЗЯ ЛИСЕЯ! ВПЕРЕД, НА ГЛЫБОЗЕРО!
Теперь в толпе блестят не только глаза – зубы, лезвия и клыки-амулеты, задиристо вскинутые в кулаке над головой. Уши попросту болят, в голове стучит болезненный колокол. Надо заканчивать выступление. Осталось немного.
– ИДИТЕ НА ГЛЫБОЗЕРО, БРАТЦЫ!
«Веди нас, княжич! Слава наследнику!» – заходится лаем полупьяная орава. Он снова поднимает руку – нет, шум не стихает – надо орать. Зачем-то глянул вверх, на звездное небо – ничего не увидел, судорожно вдохнул – как перед прыжком в холодное озеро… И даже прикрыл глаза, выкрикивая тщательно, по слогам:
– НО ЗНАЙТЕ… Я НЕ ПОЙДУ С ВАМИ.
VII
Из куста шипуля, за ногу типуля?
Узольская детская загадка

Рычащая тишина.
– Я дал обещание, – произнес Зверко, проталкивая слова в плотные слои тишины. – Я обещал спасти своего старшего брата Михайлу Потыка. Он попал в беду. Он в Калине. Я должен ехать в Калин.
«Калин… Потык…» – забулькала гремучая смесь под ногами. Пронзительный взгляд Хлестаного бьет Даньку по лицу. «Кидает нас… уходит?» – недоверчиво оглядываются молодые. «Он обещал!.. Родного брата!» – хрипит, доказывая соседям, бритый Черепанка, сразу и заранее простивший обожаемого княжича за все. Кажется, толпа уже делится надвое: одни злятся, другие всерьез прикидывают – а… далеко ли до Калина?
В задних рядах движение, недовольные крики… Данька удивился: темная фигурка всадника расталкивает людишек! Крупный соловый жеребец продавливает дорогу в толпе, а отважный человечек хлещет плетью направо и налево, дергается в седле и кричит во всю голову:
– Пословный человек! Вести для княжича!
Данила беспокойно улыбнулся. Он не ждал почты.
«Пропустите пословника… Ррразойдись»… – зашипела толпа, и будто из темной пены выскочил, мокрый и растрепанный, стройный человечек в темном костюме с белым поясом на бедрах – упал из седла на бритые головы телохранителей в первом ряду: вырвался, кинулся в ноги:
– Послание тебе, княжич!
И взмахнул черной холщовой сумочкой над головой. Только теперь Данила понял, что лицо почтальона темно от засохшей крови, а правая рука… господи, она оторвана по локоть. Только оборванный холостой рукав болтается.
– Послание с того света, – горько улыбнулся вестник и, пошатнувшись, повалился вбок, в толпу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177