Я пожал плечами, распахнул дверь в горницу:
– Итак, милая княжна Рута, вы утверждаете, что кровь не человеческая?
– Не человечья, совсем-совсем не человечья! – затараторила княжна, размахивая ручками. – Я ходила, я смотрела! Крови много-много и вся черная. Ну, думаю, странно: никто ведь горбунчика не ранил! Я следила, я заметила: все стрелы мимо просвистели.
– Это верно, – заметил Каширин, откидываясь на спинку скамьи.
– Я спрашивал у царя Леванида, – сказал я, указывая Руте на стульчик. – Леванид сообщил, что его арбалетчики подтвердили попадание стрелы в цель.
– Угу – Данила поморщился. – Я тоже опросил арбалетчиков, всех семерых. Горячие горские парни. Каждый клянется, что саморучно всадил самую острую стрелу прямо в задницу проклятого горбуна. Так что считай: в тушке Плескуна, как минимум, семь стрел. Если верить арбалетчикам, бедняга должен был удирать весь истыканный. Как гребаный кактус. Извини, Рута.
– Ничего-ничего, любименький братец.
Она в сотый раз поправила платочек (это надо видеть! скромненький бабий платочек и стальная кольчуга!) – подняла на меня светлые глаза:
– Князь… разреши еще молвить? Вот… Гляди, что я сыскала возле рва… В трех шагах от кровавого пятна, прямо рядышком.
Фу, какая гадость! Я чуть не подскочил на стуле. Юная леди запустила за пазуху тоненькую ручку и вынула (из-за пазухи!!!) что-то омерзительное… Отрезанная голова рыжего петуха! Кусок падали брякнулся на стол, мотнув увядшим розовым гребнем, – и уставился в потолок задумчивым мертвым взглядом…
– Кхм… Данила… Твоя сестра всегда подбирает всякую гадость? – осведомился я, когда дар речи вернулся окончательно.
– Я сама сыскала! – гордо подтвердила сумасшедшая девица, словно это была не петушиная голова, а бриллиантовое кольцо. Или пистолет убийцы с отпечатками пальцев.
– Ты не понял, Алеша, – скучным голосом сказал Каширин. – Голова свежая, отрезана несколько часов назад.
– Да-да, свежая-пресвежая. – Рута возбужденно вскочила со стульчика и снова замахала ручками: – Певунчика зарезали недавно…
– Нынче месяц травокос, – перебил Каширин. – А в травокос славяне кур не режут. Чтобы Хорса не гневить. Значит, петуха зарезали не на жаркое, а с другой целью. Понял?
– Ты хочешь сказать, что кровь – не человечья, а…
– Курья! – выпалила Рута. – Курья кровь разлита возле рва! Я капнула туда змеиста млека, а оно – не вскипело! Я так напужалась!
– Змеиное молоко, то бишь черная ртуть, закипает при смешивании с человеческой кровью, – терпеливо перевел Данька. – Это знает любой волхв-самоучка. У Руты было немного гадючьего молока… славянские воины используют его в качестве сильного яда. Рута плеснула на окровавленную траву, и реакции не произошло. Вот и вся новость. Понимай как знаешь.
– Боюсь, я слишком тупо соображаю, – улыбнулся я. – Похоже на бред. Не хочешь ли ты сказать, что у Плескуна в жилах – петушиная кровь?
– Плескун не был ранен, Алеша, – вздохнул Каширин. – Он только сделал вид .

СРОЧНОЕ ПОСЛАНИЕ КАТАФРАКТА КИРИЛЛОСА МЕГАЛОСА КНЯЗЮ АЛЕКСИОСУ ГЕУРОНУ
(Немедленно, с голубиной почтой)
Вижу логово зверя. Здесь целая стая. Прошел по следу Горбуна три часа на запад до Ботвинова болота, урочище Жиморосль. Наблюдаю наскоро обустроенный лесной лагерь на полста разбойников вижу часовых, дымы костров, сохнущее белье. Сижу в кустах, как приказано.
Кириллос Мегалос, катафракт

АЛЕКСИОС ГЕУРОН – ДЕСЯТНИКУ ДОРМИОДОНТУ НЕРО
(Срочно)
Двумя дюжинами катафрактов и двумя дюжинами славянских дружинников Жиробрегского гарнизона немедленно выступайте по тропе на запад до Ботвинова болота. Вооружение полное боевое. Задача: уничтожение лагеря лесных разбойников в урочище Жиморосль. Пленных не брать, за исключением главаря ватаги, княжича Рогволода-Посвиста. Горбатого волхва Плескуна живым взять не пытайтесь, уничтожайте в первую очередь. Лагерь не сжигать, дымов и шума не поднимать, трупы закопать в глухом месте леса. Захватить и привести мне разбойничий штандарт в виде девичьей косы.
Удачи вам, десятник.
Подпись: Геурон.
Вот уже восемь минут я старательно успокаивал сердце, Высокий князь не имеет права на раздражение. Между тем недавний разговор с алыберским царем Леванидом едва не вывел из себя. Леванид – я впервые видел горского владыку во гневе – с черным лицом кричал, что не даст мне накрыть разбойничье логово залпом из катапульт. Он кричал, что железные пороки-камнеметы – священное оружие, наш последний довод. Их можно применить только в борьбе с Чурилой. «Ты не смеешь убивать славян, даже разбойников! – хрипел алыберский царь, крюча пальцы в сухие кулаки. – Я стерпел, когда пришлось использовать великое, легендарное орудие моих предков при осаде несчастного городишка Опорья… но боле я терпеть не намерен!» Эти катапульты сотню лет стояли на защите моего израненного народа, они спасали людей, они помогали нам выгадать лишний месяц, лишнюю неделю мира… никогда, покуда жив царь Леванид, они не будут использованы для карательных операций. «Запомни это, юноша! – кричал Леванид. – Запомни навсегда!» Я успокоил его: я запомню. И вышел из горницы, едва не хлопнув дверью. Обойдемся без твоих камнеметов. Я пошлю четыре десятка всадников, они сделают тише и чище.
Тщательно, медленно прикрыв за собой тяжелую дверь, я бросился… нет, не бросился. Просто пошел по рундуку прочь, к выходу в мой любимый сад – и столкнулся с крупной тенью, поджидавшей в черных «челядных» сенях у порога. «Я пришел прощаться, – сказал Данила Каширин. – Я забираю Стати и уезжаю в Калин».
«Тоже замечательно», – спокойно сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177