Я прощаю тебе все. Все! – сказал я. И повторил отчетливо, по буквам: Вэ. Сэ. Йо.
И понял, что добил ее. Даже не видел этих наводнившихся травяных глаз: просто услышал первый судорожный всхлип. Ну, началось.
– Славик, ты… я тебя… сейчас поцелую, можно?.. – Хлюпая носом, ветхая Метанка потянулась было ко мне; морщинистая рожица покраснела, зеленые слезы в глазах – но вдруг… ах! мелко дернулась! схватилась за поясницу! Хрум! Хрустнули старые кости! Бедняжка, она забыла о своем возрасте… – Славик, подожди! – простонала бабка, цепляясь побелевшими руками в изголовье кровати. – Не уходи…
Быстро схватила курячьими лапками ненаглядный поясок, нервными пальцами, темными зубами поспешно растянула узелки, сизым языком, как старая кошка, разгладила слипшиеся кисточки…
– Подожди, подожди…
Вдруг закусила побелевшую губу, рывком откинула голову на подушки – с трудом прогнулась в спине, просунула под себя костлявую ручку с концом малинового пояска, замерла на миг, как перед погружением в прорубь, и – хоп! Обвила вкруг костлявых бедер! Секунда тишины, и – бац! Я ослеп: ударило лазоревыми искрами, запахло паленым – дым рассеялся: и все будто по-прежнему: старуха сползает с кровати, но движения у нее быстрые и сильные, как у проснувшейся кошки.
– Не уходи, я сейчас…
Поясок медленно движется по Метанкиной талии, как розовая змея, тихо шипя и постреливая мелкими искрами: он затянулся уже в три оборота! Старуха вскакивает на ноги и – встает на цыпочки, как девочка: сладко потягивается, быстро озирается на широкий стол с медовыми яствами… Bay! Какой прыжок к столу: корявые старческие ручки впиваются в горшочек, она приникает к нему дрожащим темным ртом: глоток за глотком катятся по дряблому горлу – и я вижу… йокарный комар! вижу, как маленькая горбатая старушка начинает подниматься все выше, стремительно вырастая на стройных ножках – ножки почему-то вытягиваются первыми, уже потом розовеют и округляются руки, светлеет шея…
– Минуточку, минутку подожди, – суетится Метанка, прыгает к зеркалу (лицо еще старое, а плечи уже расправились, сладко прогнулась узкая спинка). Р-раз – рывком опустила голову, волосы нахлынули, как золотистая пена – она взбивает их, вытряхивая седые курячьи перышки, медную стружку, каких-то засохших пчел и бабочек: платиновая пыль оседает на мутное зеркало, а я смотрю на оттопырившийся задик: как странно просвечивают розовые ягодицы в прорехах драного старушечьего платья! Круто, круто. Вот так бабка, дери ее…
Так же резко откинула голову назад – просветлевшие волосы отхлынули на плечи, из мутного вьющегося золота вынырнул гладкий лоб, длинный розовый носик с чуть покрасневшими ноздрями, алый кончик языка мелькнул меж бледных обсахаренных губ… Bay, Метаночка. Я и забыл, что ты такая офигительная клава…
– Ну как? – обернулась робко-испуганно. – На сколько выгляжу? На тридцать выгляжу? А на двадцать?
Я смог только зажмуриться, кивнуть и снова вытаращить глаза.
– Вроде все… Нет, не все! – вдруг спохватилась, подбежала к сундукам в углу, рывком вздела крышку – окунулась, подбрасывая руками какие-то тряпки… о! Йес! Нашла зеленую ленточку, вплела в волосы…
– Теперь все. – Обернулась, оправила чудовищное платье с заплатками – теперь оно едва достигает тонких поцарапанных коленок. В плечах широко, висит горбом – зато грудь выпирает так, что по комнате стоит легкий треск медленно расходящихся швов… – Так лучше?.. – Метаночка моргнула и отерла медовую слюну со рта. Ого! Зеленый взгляд жарит на полную мощность! – Теперь… может быть, тебе не будет противно, если я на тебе повисну?
…Да не завидуй так, ушастый. Дать девочке повиснуть – не главное. Главное – сохранить в голове остатки разума. И вовремя вспомнить о посаднике Катоме. И о шпицрутенах…
На самом деле в тот миг я чуть не шлепнулся – тут же, на паркет, как юнкер Меньшиков в «Сибирском Цирюльнике». Но я был не слабонервный юнкер, а боевой офицер – посему устоял. Лениво поморщившись, отпустил стиснутое в пальцах дверное кольцо и промямлил:
– В принципе ты не заслужила… ну ладно… висни, только осторо…
Договорить не успел. Я и забыл, что она такая летучая. Вжиххх… что-то фыркнуло, легкий удар в грудь – сразу охватила шею теплыми ручками, обвила, ногами бедра. Я чуть не упал – не от толчка (она совсем легкая), а от запаха: волосы душисто плеснули в лицо, и мозги наперебой кинулись в карусель…
– А хочешь… я вообще не буду улетать? – услышал у самого уха. Так тихо, что я понял: мне почудилось. Сердце старого боевого офицера радостно затумкало: у меня на шее висит юная, сексуальная девочка… к тому же – дочь посадника.
– О, совсем забыл! – прошептал я, вслепую шевеля губами в густом мареве солнечных волос. – У меня же для тебя офигительная новость!
Метанка не ответила – только сильнее прижалась. Интересно, мы так и будем маячить в дверях: я одной ногой на пороге, а Метанка – одной грудью у меня на плече?
– Очень классная новость, – настаивал я, пытаясь разыскать в волосах ее ухо. – У тебя объявился отец!
– Ой, – вздохнула девочка. – Пусти.
Я осторожно выпустил: ножки повисли вниз, коснулись земли. Руки сползли с моих плеч, и золотая паутина отхлынула от лица. Метанка тихонько, на цыпочках, отшатнулась в сторону – оперлась ручкой о столешницу:
– Повтори.
– Представляешь, это полный улет! Я недавно выяснил, что у тебя есть папа! Ты вовсе не сирота! Круто, правда? Папенька ожидает твоего возвращения, прикинь! Я знаю, в такую радость сразу трудно поверить, но…
Она медленно отошла еще дальше, села на кровать. Поднесла к бледному лицу ладошку – нащупала конец зеленой ленточки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177