во-вторых, он должен был отомстить Гизу за те оскорбления, что герцог нанес шевалье.Два дня в Амьене Пардальян провел в полной нерешительности. Он провалялся в постели, в бедной комнатке на постоялом дворе. Шевалье не мог ничего делать, он лишь не отрываясь смотрел в потолок и размышлял.«Предположим, я уничтожу и Гиза, и Фаусту, и Моревера? А что потом?»Что еще он должен делать в жизни? Для чего вообще живет шевалье де Пардальян?Пардальян тосковал, потому что его давняя душевная рана все еще не затянулась. Он думал о том времени, когда наконец рассчитается со всеми своими врагами. Куда ему тогда деться? Что предпринять?— И идти мне некуда… — вздохнул шевалье. — Кто меня ждет? И дома у меня нет…Может, попросить приюта у молодого герцога Ангулемского и спокойно стареть, обучая фехтованию сыновей Виолетты? А может, лучше провести свою старость у камелька в гостинице «У ворожеи», в обществе госпожи Югетты?Шевалье чувствовал, что надо бы выбрать последнее. Он всегда с улыбкой умиления вспоминал о Югетте.— В конце концов, — сказал себе шевалье, — во Франции еще есть дороги, да и в других странах их хватает… есть много мест, где я еще не бывал… И деревья вдоль дорог, и солнце в небе, и облака…Пардальян подумал о дальних краях, о путешествиях, о приключениях… один, сам себе хозяин, сам себе господин… Он всегда сумеет поставить на место наглеца, помочь несчастному, защитить слабого… И шевалье де Пардальян улыбнулся…Подъезжая к Парижу, Жан решил, что прежде всего он займется герцогом де Гизом. Следовало выяснить, каковы планы и намерения этого блистательного вельможи.Прибыв в столицу как раз в то время, когда Фауста выехала в Блуа, Пардальян у первого же встречного узнал, что Гиза в городе нет.— Ну что же! Поеду в Блуа! — сказал себе шевалье.Но, похоже, перед отъездом шевалье задумал нанести кое-кому визит. Правда, на улицу Сен-Дени он не поехал. Он не хотел появляться в гостинице, опасаясь, что, встретившись с Югеттой, застрянет в Париже.Итак, шевалье пересек Сену по мосту Нотр-Дам, проехал по улице Жюиври, а затем через Малый мост выехал на улицу Сен-Жак. В конце ее, недалеко от городской стены, Пардальян остановил коня. У монастыря якобинцев он привязал лошадь к столбу и постучал в ворота.Открылось маленькое окошечко, и брат привратник спросил, что желает гость, подчеркнув, однако, что монастырь паломников не принимает. Пардальян ответил, что вовсе не просит приюта в святой обители, а хочет повидать одного знакомого. Услышав имя Жака Клемана, привратник вдруг засуетился, тут же распахнул ворота и предложил войти.— А коня куда поставить? — спросил шевалье.— Не волнуйтесь Отведем в конюшню к отцу настоятелю, там его покормят.— Превосходно! — улыбнулся шевалье.— Будьте любезны, подождите в приемной, а я предупрежу нашего доброго брата Клемана.Привратник оставил посетителя под присмотром послушника и поспешно удалился. Но направился он не в келью Жака Клемана, а в апартаменты настоятеля Бургиня и доложил, что какой-то дворянин желает видеть брата Клемана.Бургинь тут же решил, что посетитель послан кем-то из сильных мира сего для обсуждения с Жаком Клеманом великого замысла — убийства Генриха III. Настоятель распорядился немедленно препроводить визитера в келью монаха, хотя обычно монахи принимали гостей в приемной. Достойный отец настоятель рассчитывал выяснить, кто же явился к Жаку Клеману и о чем пойдет речь.Следует отметить, что! Пардальян не обратил внимания на то, что его появление вызвало переполох в святой обители.Брат привратник проводил шевалье по узким извилистым монастырским коридорам в келью Жака Клемана.— Сюда проходите, пожалуйста, — и привратник указал шевалье на полуоткрытую дверь в келью.Жак Клеман сидел за маленьким столиком и что-то писал. Как наши читатели знают, сын Алисы де Люс пользовался в монастыре неограниченной свободой, которой завидовали остальные монахи. Ему было дозволено держать в келье бумагу и чернила, а также читать.Когда шевалье вошел, монах обернулся на звук шагов, увидел гостя и очень обрадовался. Он бросился навстречу Пардальяну, раскрыв объятия.— Хвала Господу! — воскликнул Жак Клеман.Голос его звучал возбужденно: так часто говорят люди, страдающие нервной болезнью, не знающие душевного спокойствия.— А до вас нелегко добраться! — улыбнулся шевалье и пожал руку молодому монаху. — Позвольте, я сяду.Пардальян отстегнул шпагу, присел на краешек кровати и огляделся:— Как вы здесь можете жить! Похоже на склеп… ведь вы же относитесь к числу чувствительных натур… Посмотрите на вашего доброго брата привратника! Судя по его физиономии, он не из тех, кто заживо хоронит себя в обители, отказываясь от мирских радостей.Клеман горько улыбнулся:— Ах, дорогой друг, вы — словно луч солнца, проникнувший в мою темницу. Едва вы вошли в келью, как в ней все ожило. Не скрою, монастырь — место печальное.— Зачем же вы остаетесь здесь?— Это не моя воля. Я вырос в обители и всегда жил в монастырях. Я никуда не могу уйти, так решила судьба. Так плющ, выросший у подножия дерева, обвивает именно это дерево. Куда ему еще деться?Они помолчали, потом шевалье спросил:— А чем вы занимались, когда я вошел? Я прервал вашу работу?Жак Клеман густо покраснел и ничего не ответил.— Хорошо, хорошо, — успокоил его шевалье. — Не хотите говорить — не надо. Я не интересуюсь вашими секретами.Но шевалье все же бросил быстрый взгляд на разбросанные по столу листы и не смог скрыть своего удивления:— Простите мою нескромность, но ведь это стихи! Вы никогда не говорили, что любите поэзию…Действительно, молодой монах писал стихи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155