— воскликнул Кроасс. — Омлет как раз — мое любимое блюдо!— А по воскресеньям можно и курочку зарезать, — добавила Марьянж.— Чудесно!— Овощи выращиваем сами, суп у нас каждый день. А иногда и говядины в суп добавляем.Кроасс прямо рыдал от счастья.— А вино? — спросил Пикуик, отличавшийся весьма утонченным вкусом.— Мы пьем лишь воду, — скромно опустив глаза, ответила Филомена.— Вино есть только в погребе у матушки настоятельницы, — добавила сестра Марьянж.Оба приятеля обреченно вздохнули. Но сестра Филомена все тем же скромным тоном поспешила добавить:— Знаете, сестра Марьянж, я иногда захожу в погреб матери настоятельницы… Думаю, раз в два дня можно будет прихватить бутылочку… не для нас, конечно, я монастырский устав знаю, а для этих вот достойных, учтивых кавалеров…— И последний вопрос, — заключил Пикуик, — когда тут у вас обедают?— В полдень. В двенадцать у нас обед и отдых.— А сейчас вроде как раз полдень, — ничтоже сумнящеся заявил Пикуик.— Да что вы, сударь, только-только восемь пробило…— Надо же!.. А мне показалось…— Может, господа проголодались? — робко предположила Филомена.— Мы, конечно, поели, и даже неплохо поели в кабачке у Монмартрских ворот. Но мы так рано встали, да и прошли немало, вот аппетит и разыгрался.— Сестра Марьянж, — сказала Филомена, — я, пожалуй, пойду наберу несколько яиц, изжарю их и принесу. И у нас еще оставалась дичь, что подарил нам вчера святой отец, собиравший пожертвования…Не дожидаясь ответа своей спутницы, сестра Филомена бросилась к курятнику. Вернулась она через четверть часа с яичницей, жареным мясом да еще и с пшеничным хлебом.— А вино можно будет достать только когда стемнеет, — покраснев, проговорила Филомена.Затем монахини расстались с нашими певчими; сестер ждали дела, главным из которых было охранять двух еретичек. Пикуик и Кроасс расположились за обеденным столом, то есть — устроились верхом на толстом бревне, там же разложив принесенные Филоменой яства.— Все, как я и говорил! — произнес Кроасс, яростно набрасываясь на пищу.— Кроасс, ну и ловок же ты! Вот уж никогда бы не подумал!— Конечно, я человек смышленый и ловкий… правда, раньше я об этом как-то не догадывался, зато теперь знаю наверняка. Ты еще и не то увидишь!— Если мы будем себя вести с умом, — заметил Пикуик, — то можем разбогатеть.— Каким же образом? Мне денежки тоже не помешают… — заинтересовался Кроасс.— Ты же видел: здесь, вон в том доме, держат пленницей певицу Виолетту…— Ну да… она опять в плену, а ведь я ее освободил.— Ты?! — изумился Пикуик.— Конечно! — с благородной простотой заявил Кроасс. — Разве я тебе не рассказывал?.. А какой натиск мне при этом пришлось выдержать!— Ну хорошо. Как бы там ни было; но Виолетта снова в заключении. Если господин де Пардальян и господин герцог Ангулемский выберутся из Бастилии (а они еще и не на то способны), они нас непременно отблагодарят, потому что мы вернем им цыганочку.— Так-то оно так, — задумчиво протянул Кроасс. — А если они не выберутся?— Тогда изменим план. Надо расспросить Виолетту. Уверен, она из благородной семьи. Может, ее ищут родители? В этой девчонке — наше будущее богатство… Как бы нам исхитриться и захватить ее?Кроасс гордо посмотрел на приятеля:— Нет ничего проще, я могу пойти и привести красотку сюда.Пикуик отрицательно покачал головой.— Нет, ты лучше не лезь. Я буду действовать сам, а ты поможешь, когда придет время… А пока отдыхай, нагуливай жирок, уж очень ты тощий… Райское житье у нас тут будет.— И то верно, житье воистину райское. А уж дичь сестры Филомены куда лучше, чем желуди из дубравы Монмартра или пинки и зуботычины Бельгодера. Глава VIIМАРИЯ ДЕ МОНПАНСЬЕ Вернувшись в Париж, Жак Клеман направился прямо в свой монастырь, располагавшийся в конце улицы Сен-Жак. Ему и в голову не пришло задерживаться где-нибудь. Монаху не терпелось запереться у себя в келье и там, в одиночестве, обдумать то, что случилось. Но сначала Жак Клеман должен был предстать перед настоятелем монастыря отцом Бургинем. Это, впрочем, ничуть не тревожило монаха. Настоятель всегда был к нему расположен, и Жак Клеман пользовался такой свободой, о которой другие монахи и мечтать не могли.За день он преодолел двадцать лье, что отделяют Шартр от Парижа, и в семь вечера оказался у монастырских ворот. Его лошадь, та самая, что досталась ему от людей, явившихся убить несостоявшегося убийцу Генриха III, была вся в мыле.— Пожалуйста, позаботьтесь об этом благородном животном, — сказал Жак Клеман привратнику. — Отведите его в конюшню; отец настоятель наверняка обрадуется такому подарку: в святую обитель попало то, что прежде принадлежало филистимлянам Народ, поселившийся в XIII-XII в. до н. э. на побережье Палестины. Филистимляне и населявшие Палестину еврейские племена находились в постоянной вражде друг с другом. Здесь слово «филистимляне» употреблено в значении «враг истинной веры».

.Привратник возражать не стал: в монастыре Жака Клемана уважали и побаивались, так как знали, что он пользуется расположением настоятеля. Привратник крикнул послушников, трудившихся на конюшне, и препоручил лошадь их заботам. Жак Клеман убедился, что его коню досталось хорошее стойло и вдоволь овса, и направился в покои настоятеля — эти комнаты были убраны богато, совсем не по-монастырски, и отнюдь не напоминали келью аскета.Отец Бургинь сидел за столом. Он читал и перечитывал только что доставленное письмо. Похоже, в послании содержалось что-то важное — настоятель заметно разволновался. Впрочем, чтение письма не мешало святому отцу воздавать должное прекрасному обеду, за которым ему прислуживали брат виночерпий и два других монаха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155