— Я не ждала вас сегодня вечером, господин де Моревер, — сказала она.— Действительно, сударыня, в этот час я рассчитывал быть далеко от Парижа.— Вы должны были ожидать моих приказаний в Орлеане.— Да, сударыня…— Карета и лошадь стояли на холме Монмартр: экипаж для нее, конь — для вас.— Я видел и лошадь, и карету…— Я специально устроила так, чтобы герцог де Гиз отправил вас с поручением. Таким образом, дела служебные вам помешать не могли…— Совершенно верно, сударыня, герцог полагает, что я отправился в Блуа и, согласно его указаниям, занимаюсь подсчетом военной силы короля.— Итак, все было подготовлено. Герцог дает вам поручение, вы же тем временем выполняете мои распоряжения и едете в Орлеан. И вот вы здесь! Господин де Моревер, опасную игру вы затеяли… Осторожно!— Я знаю, сударыня. Игра и впрямь опасная. Жизнь моя сегодня висела на волоске. Сударыня, одно лишь слово, и вы поймете, почему цыганочка все еще в монастыре и почему конь и карета мне не понадобились. Поймете, почему я здесь, а не на орлеанской дороге. Мадам, на холме Монмартр меня остановило неожиданное препятствие…— Когда я приказываю, не может быть и речи ни о каком препятствии!..— Вы совершенно правы, сударыня. Но то препятствие, что возникло на моем пути, могло бы не только остановить бедного дворянина, но и перевернуть судьбу Франции… Такое уже произошло в Шартре… У этого препятствия есть имя, сударыня, и это имя — шевалье де Пардальян!Фауста слегка покраснела. Легкий румянец, появившийся на ее щеках, свидетельствовал о том, что гордая итальянка вне себя. Она помолчала, видимо, опасаясь, как бы голос не выдал ее волнения, и, справившись с собой, спросила:— Вы встретили господина де Пардальяна?— Да, сударыня!— Он вас видел?— Он разговаривал со мной. Понимаю, вас удивляет, почему после разговора с ним я остался жив… То, что я скажу сейчас, удивит вас еще больше: Пардальян у нас в руках!На этот раз Фауста не смогла скрыть изумления и радости. Она и представить себе не могла, что Мореверу удастся справиться с таким человеком, как Пардальян. Моревер захватил шевалье де Пардальяна! Воистину жалкий конец для последнего из рыцарей нашей эпохи! Но, как бы то ни было. Пардальян схвачен, и значит, ничто не сможет помешать великим замыслам Фаусты!— Вы ранили его? — спросила женщина.Моревер отрицательно покачал головой.— Вы захватили Пардальяна живым? Не может быть…— Он у меня в руках! — с ненавистью выкрикнул Моревер. — Завтра в десять мы его возьмем! Нужно только устроить засаду, и Пардальян непременно туда угодит!Моревер расхохотался нервным смехом. Этот хриплый хохот в очередной раз обнажил перед Фаустой всю низость его души.— Извините, извините, сударыня, — захлебывался от смеха Моревер, — никак не могу сдержаться… Шестнадцать лет я не смеялся… А теперь так счастлив! Наверное, вы решили, что я сошел с ума!.. Позвольте, сударыня, я все организую: сотня хорошо вооруженных молодцов — и шевалье наш! Герцог де Гиз ни о чем не догадывается. Его светлость мне полностью доверяет… глупец! А Пардальян обязательно явится вместе с этим молокососом, герцогом Ангулемским, и с ним мы тоже миндальничать не будем… Ах, сударыня, я только что убил человека, моего хорошего приятеля… боялся, что из-за него сорвется охота на Пардальяна… Да я бы десять, нет, сто человек прикончил, лишь бы стать свободным! Завтра в десять утра шевалье де Пардальян ждет меня в Виль-Эвек!Фауста, откинувшись на спинку кресла, с любопытством смотрела на человека, наслаждавшегося собственной ненавистью. Отсмеявшись, Моревер продолжал уже спокойнее:— Я встретил их на холме Монмартр… в Париже они показываться боятся. Они ищут цыганочку. А я как раз шел к монастырю… и вдруг откуда ни возьмись появляется Пардальян. И я понял, что моя смерть пришла за мной! Ах, сударыня, тот отвратительный страх, что шестнадцать лет давил на меня, подогнул мои колени, и я взмолился о прощении!.. И он простил, представьте, простил! Как взыграла моя ненависть: мне, Мореверу, пришлось принять прощение от шевалье де Пардальяна!Он помиловал меня ради цыганочки Виолетты. Завтра в десять я должен сообщить ему, где прячет девушку герцог де Гиз.— Завтра… завтра в десять в Виль-Эвек, — прошептала Фауста.— Да… завтра мы схватим его. Нужно только подготовиться. Я прекрасно знаю окрестности городка и сам выберу место для засады.Фауста жестом велела ему замолчать. Она размышляла… А Моревер сидел и злился.«Что она тянет? Время дорого. К рассвету сети должны быть расставлены.»Какое же решение искала Фауста? Захватить Пардальяна? Это просто, слишком просто. Как сказал Моревер, достаточно устроить засаду… Как бы ни был отважен, силен и хитер шевалье, из такой мышеловки ему не выбраться…Но нет, не этого хотела Фауста… С того момента, как она встретилась с шевалье в Шартрском соборе, сердце ее терзали странные переживания. Любовь и ненависть в душе Фаусты уравновешивали друг друга… Пускай читатель простит нам такое сравнение: душа Фаусты напоминала весы — на одной чаше любовь, на другой ненависть. До того разговора в соборе обе чаши как бы застыли неподвижно. Но равновесие было нарушено. Тогда, в церкви, победила любовь, и Фауста смирила гордыню, позволила себе стать просто женщиной. Одно слово Пардальяна — и она бы покинула Францию. Но ненависть не отступала — и временами Фаусте мерещилось, что она собственными руками убивает шевалье.Вот и сейчас она искала и не могла найти решение: то ей хотелось спасти Пардальяна, то разделаться с ним, то она мечтала о счастье с любимым, то воображала, как Пардальян попадет в лапы к Мореверу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155