Был у него к этому особый интерес. На листе фанеры он сделал карту леса и отмечал места, где были найдены дупла. Старик вел учет улетавшим с пасек и селившимся в лесах пчелам. Правда, не обязательно было к крестикам на самодельной карте хранить еще и дупла; никто это делать старика не обязывал. Но если рассуждать так, то никто не обязывал его делать карту и вести учет. Все это, видимо, доставляло Митричу какое-то удовольствие. У каждого человека есть свои слабости.
Правда, продавали Митричу диких пчел неохотно, только в крайней нужде, когда деть их было решительно некуда. Происходило это потому, что со стариком нельзя было рядиться. У него на любое дупло одна цена — три кило меду, и, хоть в доску разбейся, Митрич не прибавит. Расплачивался старик колхозным медом, прямо с пасеки. Но и пчел он покупал не себе. Самому ему оставались только хлопоты да дуплянка. Но такой уж человек Митрич — большего ему и не нужно.
Лесник застал Митрича на пасеке. Тот сидел около окна и подшивал валенок.
— Пчелы, говоришь? — обрадованно переспросил он. — Тогда давай завтра утречком и сходим.
Митрич не любил такое дело откладывать в долгий ящик.
Утром Степан еще затемно пришел на пасеку. Старик уже ждал его.
Было морозно. На черном, словно бархатном, небе весело перемигивались крупные звезды. Когда охотники добрались до места, рассвело. Все деревья в лесу стояли запушенные инеем, будто ночью, пока все спали, кто-то невидимый опутал их тонкими, ажурными кружевами.
— Здесь! — указав на толстую осину, прошептал лесник Митрич приложил ухо к стволу и пощелкал.
— Не слышно. На это ли место привел? — усомнился он.
— За неделю до снега смотрел, тут были. Поди, уснули крепко.
— Сам ты уснул!
Предусмотрительно заткнув леток рукавицей, Степан зарубил дерево. Пила мягко вошла в полугнилой ствол. Осина жалобно скрипнула и, ломая отмершие сучья, рухнула в снег. Из выгнившей сердцевины посыпались труха, птичьи перья, мох, обломки пчелиных сотов. Вместе с этим хламом неожиданно вывалилась на снег рыжевато-бурая, с желтым пятном у горла, лесная куница и, словно согнутая пружина, мызгнула между ног. Не успели охотники и глазом моргнуть, как она скрылась в лесу. Степан было метнулся вслед, да спохватился и только рукой махнул — все равно не догнать!
— Вот язва! Да как она сюда забралась? — удивился старик, Степан с досады скреб затылок:
— Жаль, ценную штуку упустили!
Когда выпилили дупло, то оказалось, что всех пчел и больше половины меда поела куница. Митрич, подбирая в трухе остатки сотов, ругал ее на весь лес за погубленных пчел.
Жена лесника, узнав о случившемся, только руками всплеснула.
— Что, не говорила я тебе? — упрекнула она мужа. — Надо было тогда же и продать их Митричу. А то пожадничал, а теперь ни себе, ни людям. Вот тебе и заповедный квартал.
В это время Митрич старательно выводил лиловым карандашом на липовой дощечке: «Сие дупло найдено в 21 кв. Зеленодольского лесничества лесником 3-го обхода Веревкиным С. в страдную пору, К зиме пчел вместе с медом похитила куница-медовка, которую застали мы на месте. Она вьюном мызгнула меж наших рук и скрылась в лесу».
— Надо же чем-нибудь и лесному зверю кормиться! — сказал вслух Митрич и забросил пустую дуплянку на чердак,
Грибной профессор
Иван Ильич Новиков, пчеловод колхоза «Заря революции», проводив меня до леса, сказал:
— Все же напрасно уходишь. Вон как заволакивает кругом: того и гляди, дождь пойдет.
Я только что проверил его пасеку и торопился в следующий колхоз В области срочно требовали от меня акты осенней ревизии пасек района, поэтому ждать я не мог. Мы посидели с ним на опушке, покурили, и я пошел.
В лесу было сумрачно и тихо. Осень входила сюда медленно, успев слегка позолотить верхушки березок и осин.
Иван Ильич оказался прав: вскоре небо сплошь затянуло тучами, пошел мелкий, но спорый осенний дождь. До пасеки оставалось еще километров пять, и, чтобы окончательно не промокнуть, я свернул на кордон к знакомому леснику Антипычу,
Хозяина застал дома. Он, видимо, тоже только что вернулся из леса и развешивал свою промокшую куртку над плитой.
Кроме меня непогодь загнала в сторожку человек семь грибников с корзинами и туесами.
Жена Антипыча, Дарья Ивановна, как и все живущие в стороне от людей, была рада гостям. Она жарко натопила плиту, поставила самовар, Мы напились чаю, закурили.
Грибники, в большинстве односельчане Антипыча, вели себя бесцеремонно. Попыхивая самосадом, забористым, бросающимся в глаза, как разрезанная луковица, они разговорились о грибах, о том, как много их уродилось в этом году.
Последним в сторожку приплелся дед Афанасий с пудовой корзиной молоденьких душистых груздей. Мы помогли старику раздеться, развесили его мокрую одежду над плитой, самого усадили за стол Дед очень стар, работать уже не может и в последние годы тем только и занимается, что собирает в лесу грибы и ягодьь У него два женатых сына и замужняя дочь. Есть и свой дом, но живет он поочередно у сыновей: неделю у одного, потом у другого,
А недавно окончательно поссорился с обоими и перешел к зятр^ Все это я узнал из его рассказов.
Грибники подивились, где это ему повезло полную корзину набрать одних только груздей. У всех были разные грибы: толстые, сдобные боровики, словно из меди отлитые рыжики, красноголовые подосиновики, — а у деда, как на подбор, грузди, и все молодые, чуть крупнее пятака»
— А это места надо знать, — ответил старик на наш вопрос. — Я по лесу иду, как по своей избе, по духу чую, где какой гриб растет. Пойду вот завтра — корзину боровиков наберу, и все на одном месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121