Куница была почти в руках и — на те вот! Этот лесной мерянь, так некстати выскочивший на визирь, испортил все дело. Молодой гончар Ур, еще не приученный к охоте, взвыл по зрячему. Не удержался и охотник Он привычно вскинул к плечу ружье и опомнился, только когда прогремел выстрел. Белоснежный заяц-беляк с черными кончиками на длинных ушах, перевернувшись на спинку, красил снег дымящейся на морозе кровью, а охотник проклинал себя за невыдержанность
Да и досадно было, Старый Ивук> лесник и известный охотник по всей Кокшаге от истоков до Йошкар-Олы, вдруг сплоховал, позарился на тощего меряня
Лесную куницу лесник выследил три дня назад, пошел по следу ловкой хищницы, но куница ушла. Вот соринки на снегу ведут к беличьему гайну — это верхом пробиралась она на дневку. Тут отдыхала и полчаса назад, услышав неподалеку выстрел, ушла. С километр она уходила верхом, грядой, потом спустилась вниз. На свежем снегу хорошо печатался ее парный след. Потом, видимо передумав, она снова пошла грядой. Искать ее следстало труднее. Охотник угадывал его только по соринкам на снегу да по сбитому с ветвей инею.
Весь день Ивук пробродил по лесу, а ловкая хищница так больше нигде и не остановилась. В сумерках, когда на снегу уже нельзя было разобрать посорку, он свернул к себе на кордон. Кстати, куница весь день прокружилась в одном квартале.
Утром чуть свет Ивук снова вышел на поиски. Вскоре от вчерашней посорки он нашел свежий куний след. Ночью зверек проходил медленно, не торопясь. Около дуплистой осины лежали пестрые перья; здесь куница задавила ночевавшего в дупле дятла. Куница была близко. «Где-нибудь тут и заляжет на день», — решил Ивук и еще осторожнее пошел по следу.
Возле небольшой прошлогодней вырубки след кончился, Где-то тут и залегла куница. Но где? Охотник долго вглядывался, боясь неосторожным шагом спугнуть сторожкого зверька. Но подходящего места для его дневки не было. Деревья все молодые, без дупел. Не видно и беличьих гнезд. Ничего подходящего и на земле. Правда, посреди порубки стоял осиновый слом, но к нему зверьку не допрыгнуть с крайних деревьев: далеко. На всякий случай Ивук обошел порубку, но нигде куньих следов не нашел. Не могла куница добраться до слома и верхом: на всей вырубке ни одного деревца, а молоденькие березки, густо опушенные инеем, настолько малы, что не удержат и белку, под снегирями ходуном ходят. Пристально вглядевшись, Ивук заметил, что с трех или пяти крохотных березок, от кромки леса к слому, иней сбит и оголенные шоколадные веточки хорошо выделялись среди запорошенной, словно алебастровой поросли. Иней могла сбить и белка, и пробежавший низом заяц. Однако и кунице некуда деться. Не сквозь землю же она провалилась! Старый Ивук решил на всякий случай осмотреть слом. Он взвел курки своего ружья и, встав против ветра, осторожно пошел.
Сколько за свою жизнь он походил за этим ловким и смелым зверьком! Ивук по опыту знал, что ни одна куница не выдерживает, когда к месту ее дневки приближается человек. Как бы осторожно он ни шел, куница все равно его услышит и выскочит.
На этот раз Ивук чуть не вплотную подошел к слому, а из него ничего не выскочило. «Не здесь, должно», — подумал он и хотел было повернуть обратно, но, не изменяя привычке, просто так заглянул в дупло и вздрогнул. В глубине его что-то мелькнуло» В темноте вспыхнули две фосфорические точки. По всему телу охотника пробежала электрическая искра: «Тут!» Он молниеносно сорвал с головы шапку и заткнул отверстие. Хорошенько осмотрев слом, нет ли где другого выхода, Ивук достал из кармана трубку и закурил. Курил долго, обдумывая, что же делать с пленницей.
Из-за низких тяжелых туч впервые за весь день выглянуло солнце, осветило столпившийся вокруг прорубки лес, золотыми огоньками расцветило снега. Лес притих, словно задумался над судьбой своей питомицы, и молча ждал развязки. А она приближалась,
Ивук осторожно вынул из ружья патрон, выковырнул пыж и, высыпав дробь в карман, зарядил ружье холостым патроном. Просунув в дупло ствол, он выстрелил. Запахло гарью. Из дупла поплыл пороховой дымок.
Вынув из-за пояса топор, охотник быстро подрубил прогнивший ствол и, надавив плечом, свалил его. Вместе с трухой из дупла вывалилась на снег мертвая куничка. Зверек был убит сотрясением воздуха. Ни одна дробинка не попортила шелковистого меха»
Медовая река 1
В степи за большим селом Заовражье, на колхозной пасеке, ночевали двое: пчеловод Николай Алексеев, высокий, смуглый парень лет двадцати пяти, и сторож Иона Тимофеевич Моргунов. Лицо Ионы морщинистое, а выцветшие глаза спокойные и по-детски ласковые. Николай, обычно веселый и разговорчивый, на этот раз был задумчив. Он сидел у костра на разостланной солдатской шинели, машинально подкладывал в огонь сухие стебли прошлогодней полыни и, глядя на бегающие языки пламени, перебирал во рту сухую былинку.
А задуматься было над чем.
Вторую неделю над степью тянул суховей. Горячий, словно вырвавшийся из пекла, ветер желтой дымкой завесил горизонт, буйно разгуливал по степи. Ветер сушил и без того небогатую влагой землю. Разнотравье, еще недавно зеленое и пестрое от цветов, сникло, стало буреть. Каждая травинка, склонившись в земном поклоне, хотела сейчас одного — пить!
Пчелы работали по утрам и вечерам. Днем, несмотря на то что зацвел донник, сбор меда прекращался. Нектар густел, едва успевая выйти, превращался на горячем ветру в блестки сахара и оставался в венчике цветка нетронутым: засахарившийся нектар пчелы не брали.
Донник был опорой всех пасек, разбросанных в этой степи. Мед отсюда шел и пчелам на зимовку, и в кладовую колхоза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121