Только белый шлейф, оставленный в голубом небе реактивным самолетом, как бы подчеркнул, что если и будут скоро на улицах танцы и веселые хороводы, то уж во всяком случае под гармонику или радиолу и без языческого бога Ярилы, о котором теперь не только молодежь, но уж и старики-то даже представления не имеют.
На коньке крыши Михаила сидел скворец, черный, с зеленовато-фиолетовым атласным отливом на грудке, и, запрокинув в голубое небо головку с длинным желтым клювом, катал в горлышке серебряные колокольчики, топорщил перышки, словно руками, хлопал себя крылышками по землисто-черным бокам и пел, пел...
По всему хутору, у всех скворечен, на крышах домов сидели маслянистые скворцы и, махая крылышками, пели. В их песнях слышалась и соловьиная с прищелкиванием удалая и нежная песенка, и незамысловатые, но звонкие и резкие коленца дрозда-дерябы, и утиное кряканье, и тюрлюканье полевого жаворонка, и даже колесный скрип. Одним словом, весенняя песня скворца — это собрание всех весенних звуков, своеобразное и очень милое лесное попурри.
— Теперь к Микушкинскому озеру только полем можно пройти, а лесом не пробраться ни за что, — сказал Михаил. — Наше озеро прорвалось на два рукава. Вода там шириной метров в тридцать лесом идет, и глубоко, даже в ваших сапогах не пройти, по шею будет, а то и глубже.
Мы направились в поле. Едва вышли из хутора за околицу, как нам повстречался Ванюшка-пчеловод. Он был с ружьем и одет тепло: в полушубке и зимней шапке-ушанке, по всей видимости, из дому ушел еще по морозцу. Из мокрой холщовой сумки, висевшей у него на боку, торчало несколько пестрых щучьих хвостов.
— О братцы! — узнав нас, обрадованно крикнул он, и все веснушчатое, словно сорочье яйцо, лицо его заулыбалось.
— Опоздали, если за щуками идете. Там микушкинские и васюткинские охотники собрались да наши хуторские еще — всех щук разогнали. С утра хорошо было. Щуки, как поленья, у самого берега ходили, а сейчас ни одной нет, все вглубь ушли.
— А ты ведь вон настрелял?
— Это я еще утром сумел взять, на заре, а теперь и не думай подступить... И народу на берегу гибель, и щук нет. Идемте-ка лучше ко мне, сейчас заставлю Машу рыбец сварганить. Так лучше дело-то пойдет, а туда тащиться незачем. Да и не пройти сейчас туда, развезло, по пашне ноги не вытащишь. Я еле-еле выбрался. Утром по морозцу надо. Идемте ко мне?
— Долго, наверное, с твоим рыбцом? — как бы отказываясь, спросил Михаил. — Лучше уж вечером.
— Что вы, долго: один миг — и рыбец готов, не успеете по папироске выкурить. А к вечеру щука уж не та будет, сейчас самый вкус!
Над нами зазвенели жаворонки, пронзительно кричали чибисы, по-здешнему — пигалицы-плакуньи, то поднимаясь и летая над нами, то опускаясь неподалеку на вязкую пашню и сразу же сливаясь с ней своей черной, похожей на чернозем, окраской. В недалекой березовой роще оглушительно перекликались дрозды всех калибров.
— А в вашем озере нет щук? — спросили мы с Дмитрием Николаевичем.
— У нас только карась да гольян, маленькая, как оголец, рыбешка. Больше никакой рыбы нет, — ответил Михаил.
— А была в озере когда-нибудь другая рыба? — спросил Дмитрий Николаевич,
— Говорят старики, что когда-то очень давно, до появления плавучих островов, здесь водилась всякая рыба, и много, а теперь вот вся перевелась, одним словом, вымерла. Заторфенело наше озеро, пропадает совсем, поэтому и рыбы другой в нем не стало. Торфяные острова теперь по нему плавают, да огромные, некоторые по полгектара и больше. На них ивняк растет, березы толщиной в две руки. Летом весь хутор осоку там косит. Вот какие они! Подует ветер, и плывет такой остров по озеру со всем своим населением, с птичьими гнездами, с выводками. Пробовали мы летось по весне изничтожить эти острова, да так ничего у нас и не вышло. Думали на большой воде отвести их из озера в лес на прицепе тракторами и посадить на прикоп. Думали, мол, как вода спадет, так они на берегу и останутся, ан не вышло: вешняя вода не смогла поднять их над берегом, толщина-то у них, почитай, метра полтора, а то местами и более. Нынче летом в междупарье думаем взяться за них всем колхозом. Даже из соседних колхозов обещали машины прислать, людей. Может, тогда что и выйдет.
— Да как же не выйдет, коль всем народом взяться! — поддержал Дмитрий Николаевич. — Под Казанью, на Голубом озере — а место курортное — также вот острова появились — очистили, теперь ни одного нет. Правда, острова-то там помоложе ваших были, но и у вас выйдет дело.
— Надо нам все силы приложить, а то совсем пропадет озеро, такая красота! Люди вон повсюду искусственные озера да моря делают, какие силы и средства на это тратят, а мы готовое погубим — срам будет, ясное дело.
Меня заинтересовал гольян в озере, и я спросил Михаила, как эта рыбешка переносит зиму в заторфенелой воде.
— С гольяном интересно, — начал рассказывать он, — шустрая рыбка, тьма ее тут. Лет десять назад у нас, наверное, по всей Марийской республике вряд ли кто знал этого гольяна, ни в одном озере его, пожалуй, не было, и вдруг совсем неожиданно появился, словно пешим откуда пришел. Старики сказывают, что его утки икрой в наше озеро занесли. Теперь по всем лесным озерам гибель сколько этого гольяна расплодилось. Летом в одном только нашем озере с ранней весны и до ледостава ловят. И кур им кормят, и свиней, а его не только не убывает, а еще больше с каждым годом становится. Очень сильно размножается. Теперь рады бы совсем извести его, да не можем. Пустяковая рыбешка засоряет только озеро и карасю ходу не дает, мельчать он начал от этого.
— А много тут карася?
— Карась есть, правда, мелкий, но есть, хорошо летом в верши идет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121