— А вас и не найдешь ночью-то, — сказал он, присаживаясь к костру. — Искал-искал да ну кричать.
— А огонь-то разве не видно? — спросил Михаил.
— Да нет, То ли плохо еще разгорелся, то ли место такое выбрали — густель. Вот посмотрите-ка! — протянул он из темноты к свету какую-то коряжину.
— Лосиный рог? — удивленно спросил Иван. — Где нашел, Дмитрий Николаевич?
— Там в лесу, — лукаво улыбаясь, ответил тот. — Я об него чуть ногу не распорол. Иду вдоль окраины болота, темно уж, под ногами плохо видно. Ну, и запнулся об него да растянулся. Все лицо и руки об кусты ободрал, чуть ложу у ружья не сломал. Со злости было пнул коряжину — думал, сук, хвать — чую, тяжело для сучка, кость, поднял — рог!
Рог был четырехотростковый, тяжелый, светло-серого цвета.
— Хорошая находка, — похвалил Иван.
— Хороша-то хороша, — согласился с ним Дмитрий Николаевич, — только как вот я с ним буду за глухарями подпрыгивать? И бросать жалко.
— Да здесь оставим, а после охоты возьмем.
— А найдем мы еще раз это место? — усомнился Дмитрий Николаевич.
— А как же! — удивился его вопросу Михаил. — Обязательно.
— Смотрите, друзья. Глухаря, может, еще и не увидим, а это уже в руках. А о такой находке я мечтаю давно.
— Найдем, как же! — заверил его Иван и спросил: — А глухаря не подслушал?
— Не слыхал, тетеревов спугнул. Штук десять на болоте сидело. Ну, стрелять не стал, боялся глухаря ненароком потревожить. А место тут для них — самое что ни на есть. В полночь они выкажут себя, запоют.
— Птица тут есть, — подтвердил Михаил.—Самое место — болото, топи, глушь...
Огонь разгорелся. Вскоре стало уже жарко около него сидеть, и я отодвинулся подальше в холодок. Вдруг слух мой уловил знакомое хорканье: «хоог, хоог, пилисиии», и темный силуэт вальдшнепа красиво проплыл почти над самым костром.
— Вот дьявол, смотри-ка ты, тянет! — покосился вслед скрывшейся птице Иван.
Не прошло и минуты, как снова послышалось хорошо знакомое цыканье, и новый вальдшнеп протянул над поляной.
Я было взялся за ружье, но охотники остановили меня.
— С ума сошел! Глухаря можешь потревожить. Забыл, зачем пришли...
— Вздремнуть надо перед охотой, лучше дело-то будет, — высказал свое желание Дмитрий Николаевич и, поудобнее устроившись на еловом лапнике, быстро уснул. Дремал и Михаил.
Иван лежал и задумчиво смотрел в огонь, пожевывая сухую травинку-былинку. Ко мне тоже сон не шел — волновала утренняя охота на лесного отшельника.
Над нами, словно тень, мелькнула большая темная птица.
— Филин, — не поднимая головы, определил Иван. — На охоту полетел.
Вскоре недалеко от нас по всему лесу разнеслось его зловещее уханье.
— Разгонит он всех глухарей, — забеспокоился Иван, — вредная птица.
Дикий хохот филина разбудил Дмитрия Николаевича.
— Кто это? — встрепенулся он и, узнав, приподнялся на локте. — Нехорошо, что он тут. Попугать бы его, дьявола, из ружья, да нельзя: токовище потревожишь.
Филин смолк, словно подслушал наши разговоры. Минут через пять хохот и уханье снова разнеслись по ночному лесу, но филин был уже далеко, видимо, по ту сторону соснового острова, где-то за моховым болотом.
Очнулся Михаил.
— Филин? — спросил он. — Может, поэтому Дмитрий Николаевич и не слышал вечером глухарей, если он, окаянный, сюда повадился?
— Не должно, — вставил Иван. — Два дня тому назад мы сами тут одного глухаря спугнули. Этот филин скорее пролетом тут, пришлый.
Дмитрий Николаевич подсел поближе к огню и стал внимательно рассматривать лосиный рог.
— Не налюбуешься? — спросил Михаил.
— Да не то, — ответил он. — Этот рог молодость мне напоминает, охоту на сохатого. Из-под Москвы я родом, а там у нас есть хорошо известная всем охотникам лесная дача — Лосиный остров называется. Незадолго до революции казна сдавала его охотникам на откуп. Рубля три или еще сколько там заплатишь и стреляй целую зиму лосей, никто тебе не запретит. А бить разрешали только быков. Но где же их одних-то наберешься. Иной раз два-три дня гонишься за лосем, а выследишь — это корова. Чего делать, не бросать же. Били, а чтобы не попасться, вот такие рога с железными винтами имели. Свалишь корову, ввинтишь ей в голову рога и везешь. Сходило. Кто доподлинно дознаваться будет? Много тогда браконьерничали.
— Верно, — протянул Михаил. — Хоть и браконьерничали тогда много, а дичи по лесам было еще больше. А вот теперь и закон ее охраняет, и сами охотники вроде сознательнее стали, а дичи нет. Как это понять? Мой отец говорит, что в этом вот самом лесу он в молодости за одну зорю по пяти, а иной раз по семи глухарей брал. Тетеревам, а особенно рябчикам да белым куропаткам, —так и счету не знали. А теперь разве убьешь столько? Ни в жизнь!
— Это так, — поддержал его Иван. — Мой отец рассказывал, как он на моркияльской поляне голыми руками двух глухарей поймал. Шел лесом. Дело было весной, вот об эту пору. Слышит, шум какой-то. Вышел на поляну и обомлел: шагах в пяти от него два глухаря сцепились, как деревенские петухи, и дубасят друг друга. И ружья у отца с собой, как на грех, нету. Что делать? Бросился он да обоих и поймал голыми руками. А они в руках все еще друг друга клюют, вот до чего озверели. Так он их живыми в село и принес. Они его-то за дорогу всего в кровь ободрали. Вот какой случай был. А теперь не то чтоб руками, с ружьем не скоро его возьмешь. Скудеет лес, прямо на глазах. Тут уж ничего не скажешь...
— Время, должно, такое, — пояснил Дмитрий Николаевич. — Раньше этим лесом, может, со дня его создания ни один трактор не проходил. А теперь посмотри! Железная дорога проложена — шум. Города кругом разрослись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121