Он высок, немного сутул, костляв и характером спокойнее. Наблюдая за пчелами, Кузьма может целый день просидеть около улья, позабыв обо всем. Зато вечером у костра он до полуночи будет рассказывать, как интересно и дружно работают они, как улетают в поле и возвращаются, как охраняют леток и вентилируют улей, подняв брюшко и часто-часто махая крылышками, словно маленькими стеклянными пропеллерами. При этом Кузьма сам начинает махать руками и делается очень похожим на пчелу-вентиляторщицу.
Вышел однажды с Кузьмой из-за его любопытства очень забавный случай. Задумал он сходить на озеро рыбу половить. Ваня тоже упросился с ним. Решили пойти вместе и к обеду вернуться на пасеку. Накануне Кузьма узнал от деревенских ребят-удильщиков, много ли в озере рыбы, хорошо ли клюет и на что лучше всего. Выяснилось, что рыбы много и «берет» больше всего на муравьиные яйца.
Утром Кузьма встал до солнца, разбудил Ваню и велел ему побыстрее сготовить завтрак, а сам пошел на полчасика в лес за яйцами. Там, разрывая палкой муравьиные дворцы и выбирая белых, как рисовые зерна, личинок, неправильно называемых яйцами, Кузьма случайно стравил две муравьиные семьи. Острый глаз Кузьмы сразу заметил войну. Он заинтересовался и, опустившись на корточки, просидел возле побоища до тех пор, пока обе стороны не разошлись, покинув поле боя до следующего утра или навсегда: неизвестно, что было решено на муравьином военном совете.
Ваня не удивился, когда Кузьма не пришел к завтраку. Зная его «причуды», он только рукой махнул на всю рыбалку и ушел на сеновал. Тем бы, может, все и кончилось, но, как нарочно, приехал председатель колхоза, и ему по какому-то неотложному делу срочно потребовался Кузьма. Ваня хотел выручить, сказать, что он ушел в село, да побоялся: вдруг откуда нелегкая вынесет Кузьму — подведет! Пришлось рассказать о задуманной рыбалке и о том, куда и зачем ушел Кузьма. Председатель попросил разыскать его. Да разве в лесу найдешь затаившегося над чем-нибудь человека?
Пришел Кузьма на пасеку только в полдень. Утолив кое-как голод, закурил и до сумерек рассказывал о муравьином побоище.
— Кузьма, время уж, пойдем посадим! — не вытерпел Ваня, видя, что в дымаре прогорает, а Кузьма и не думает оторваться от заката, никакой красоты в котором Ваня не находил.
Кузьма будто очнулся от хорошего сна. Он с какой-то скрытой досадой затоптал окурок и, неторопливо спустившись в омшаник,
вынес оттуда завязанную мешковиной роевню, Пчелы, почувствовав, что их несут, тревожно зашумели.
— Куда посадим? — спросил Ваня, вынося из сеней рабочий ящик с инструментом и гнилушками для дымаря.
— Гнилому углу придется дать, — ответил Кузьма.
— Стоит ли? Сколько мы туда давали, а толку?
— Что ж поделаешь? Не подсилишь, там совсем тогда все пчелы загинут.
— Пора уж убрать отсюда все ульи. Чего канитель разводить? — проворчал Ваня. — Одни убытки... Да и жаль. Первый рой — в эту провальную яму. Пуда бы два он меду дал.
— Пустяки! — возразил Кузьма. — Тут всего пять ульев, а дело интересное. Надо же все-таки узнать?
Сняв с одного улья крышку, Ваня пустил в леток несколько клубов дыма и сдернул с рамок холстик. Кузьма бегло осмотрел рамки. В каждом промежутке меж ними копошилось по горстке пчел.
— Маловато, — вздохнул Кузьма. — Во всех ульях пчелы битком, а у этих...
Рой, отсидевший несколько часов в холодном и темном омшанике, присмирел. Пчелы дружно пошли в новое для них жилище, Ваня усиленно дымил, чтобы не было драки.
Гнилой угол — это северо-восточный угол пасеки. Внешне почти ничем не отличается от прочих углов лесной поляны. Место не заболоченное и не гниющее, такое же сухое, как и вся пасека. Разве что солнце из-за высоких елей заглядывает сюда только перед закатом, Вот и вся видимая разница, если только она имеет хоть какое-нибудь значение для пасеки,
Пчеловоды прозвали его «гнилым» за то, что здесь стоят семей пять и все они никогда не давали ни меда, ни воска. Каждое лето с весны и до осени их приходилось подсиливать пчелой из других ульев да подкармливать. Но не проходило и двух-трех недель, как семейки опять ослабевали, теряли летную пчелу и хирели. Велось это издавна, с первого года образования здесь пасеки. Тщетно искали пчеловоды объяснение этому непонятному явлению, но шли годы, а гнилой угол так и оставался больным местом на пасеке.
В прошлом году, когда Кузьма, окончив в районе пчеловодные курсы, принимал эту пасеку у очень древнего деда Афанасия, тот, почесав затылок, на котором еще осталось с десяток легких и белых, как облако, волос, сказал:
— Все, мил человек, у меня в порядке, Вот только с этим углом беда. Очень уж слабые тут семьи. Давно я здесь и за все время в том проклятом углу ни с одного улья ни капли меда не взял. Все только подсиливаю да подкармливаю, а толку чуть. Тут, должно, нечистая сила поселилась…
Кузьма тогда безвыходным положение не нашел. Он решил, что дед просто не раскусил какую-нибудь особенность места.
Но не «раскусил» ее и Кузьма, хотя испробовал за лето немало способов. Не раз он советовался и с районным зоотехником-пчеловодом, а толку все равно не было.
Солнце еще не село. Оно застряло где-то в середине черных колючих елей и с трудом пробивалось сквозь их толщу тонкими золотыми нитями. Вся пасека погрузилась в тень. Над лесной поляной закружились в вечернем воздухе ночные птицы козодои.
— Завтра хороший денек будет, — заметил Кузьма. — Козодой высоко мошку гоняет. Жди роев...
— Теперь не вздохнешь! —согласился Ваня и, затоптав окурок, взял ведро и пошел к роднику за водой.
Кузьма подбросил в еще не остывшие угли хворосту и стал раздувать костер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121