На пасеке целыми днями однотонный, слаженный гул. Контрольный улей показывал каждый день от пяти до семи килограммов прибыли.
Через неделю началась откачка меда. Особенно шумно было этот день на пасеке.
— Вот и дождались! — улыбнулся Иона.
Николай открыл кран, и мед, чистый и прозрачный, как янтарь, стой маслянистой струей потек в подставленное ведро. В сумерки тяжело нагруженные подводы тронулись с пасеки. По ночам выпадали дожди. По утрам тучи не расходились, стояли серые, туманные, но теплые. Лет пчел достигал неимоверной силы. Пчелы добирали теперь последний нектар в тенистых местах, где липа еще цвела. На смену ей красновато-зеленое гречневое поле стало покрываться белоснежным, с розоватым отливом покрывалом. Оттуда потянуло густым запахом меда.
Ночь. На берегу Студеной, под столетним вязом, потрескивал стер. Тут же на разостланной шинели лежал Николай. Рядом, «неугасимую», жмурился от жара и света Иона. Ветки, ошенные на жар, корчились. Из них с шипом вырывались струй-
горячего пара. Еловый лапник дымил, трещал, потом вдруг вспыхивал весь сразу. Пламя поднималось высоко и далеко наступившую со всех сторон темноту. По земле метались причудливые тени деревьев. Пепел от сгоревших иголок летел вверх хлопьями садился на одежду. Языки огня весело перебегали ветки на ветку, озорно взбирались на перекладинку, на которой сел чайник, пускали золотые россыпи искр. Иона, попыхивая трубкой, рассказывал:
— Иду я из села и самого Михайловича встретил, светлановского пчеловода. Довелось покалякать. Не качали, говорит, ни грамма. Даже для себя пчелы мало собрали, надо подкармливать.
— Неужели? А как же магазины? Ведь он их ставил, когда в ульях совсем пусто было.
— Жара, говорит, роение, ну и поставил, чтобы пчелам помоднее да попрохладнее было, а сторож приди в село да похвалясь, что мед скоро качать. С этого все и пошло.
— А скошенный донник разве ничего не дал?
— Так вокруг его пасеки никто и не косил, он ничего об этом знал. Зря вы с Плетневым тогда на него обиделись. Он по старинке работает, все на дождь надеялся, вот и остался с носом.
— Вот это номер! В такой год остаться без меду!
— Вот остался...
— Знаешь, Иона, сколько мы из-за разных глупостей недобирать меда? Реки! Пропадает он. Выйди летом в лес, в поле. Полюбуйся! Зелень, все пестро от цветов, и дрожит у самого горизонта марево! Это — время главного взятка» Все растения выделяют
нектар, и он течет огромной невидимой рекой. Больше Волги! Его миллионы пудов, а он пропадает. Вот мы, пчеловоды, и должны направить русло этой реки прямо в тару, налить миллион бочек душистого, целебного меда.
Поужинали. Подстелив под себя шубняк, долго лежал Иона и, посасывая трубочку, думал. Он видел огромную медовую реку, больше Волги, крепких, как Николай, людей, направляющих ее прямо в бочки, и дивился.
Перегорели угли в костре, покрылись седоватым пеплом. Где-то ухнул филин. Укрывшись шинелью, крепко спал Николай,
Беда
— Иван Никифорович, ну как же, а? Неужто опять до зимы у навозных куч торчать будем?
Дед Илья, высокий худой старик в серых выцветших на солнце штанах и в такой же по новизне рубахе, минут пять стоял перед председателем, мял в морщинистых пальцах свой изрядно потрепанный картуз, прежде чем сказать эти слова.
Иван Никифорович, черный, с неделю не бритый человек, оторвался от бумаг и, увидев Илью, неприятно поморщился,
— Опять ты с этим..,
— Ну как же, надо ведь, — несмело повторил старик
— Знаю, надо, — вздохнул председатель. — Только возиться некогда с вами, не до этого теперь, сев ведь идет, а тут — баловство!
— Какое же баловство, Иван Никифорович? И в районе все время говорят, чтобы перевезти, значит. Да и посеяли, почитай, все, Картошка только...
— Так и ее надо сажать!
— Знаю, надо, — согласился дед Илья и, переступив с ноги на ногу, добавил: — Только потом прополка пойдет, там сенокос, до зимы опять и дотянем, А сейчас бы самое время, как раз к взятку!
— Знаем мы ваши взятки, сыты! — зло усмехнулся председатель, — Лошадей только намучаете, а польза от вас известная, не первый год.
— Так откуда я вам меду возьму? Сами ведь изволите знать: село оно село и есть.
— Ну ладно, вези! — вдруг махнул рукой председатель, не столько от убеждения, что на новом месте пасека будет давать доход, сколько для того, чтобы отвязаться от назойливого деда и от районных работников, которые тоже не первый год требовали перевезти пасеку в лес. — Вези! — повторил он и пригрозил: — Только смотрите у меня, чтоб мед был, хватит валять дурака!
Пасеку колхоз «Рассвет» основал только после войны, да и то по своей доброй воле, а по настоянию района. Раньше в селе не держал пчел, Потому, вероятно, и отношение здесь было неважное.
— Баловство одно! — хмурились колхозники. — Да и больно кусачие, чисто дьяволы. Беды с ними наживешь...
Пасеку поставили в селе около конюшен. Разместили ее здесь, чтобы не держать лишнего сторожа. А о том, удобно ли пчелам, будет ли от них толк, никто не задумывался. Район завести новую отрасль — завели, а там хоть трава не расти!
Со всей серьезностью к новому делу изо всего села относились только двое: приставленный к пчелам дед Илья и его помощник Арефьев, молодой парень, года два как начавший жить семьей.
Дед Илья целое лето практиковался в соседнем колхозе, где купили пчел, постиг там всю пчелиную премудрость, а на другое, ничего не утаив, передал ее Степке, назначенному в помощники,
Пчеловоды полюбили новое дело. Работали они на совесть, толку от их работы почти не было. Пасека стояла километрах в десяти от основного медоноса — леса, а вокруг села взяток скуден, и пчелы еле-еле запасали меда только для себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121