– Не смей! – резко окликнул Спаркс.
Иннес отскочил назад, как будто обжег руку о плиту.
– Не трогай ничего. Ответ где-то в этой комнате.
Спаркс медленно двигался между книжными полками, глаза методично перемещались от одной детали к другой, впитывая необходимую информацию. Дойл внимательно наблюдал за ним: эта его манера, похоже, не изменилась.
– Когда в последний раз отец давал о себе знать? – спросил Дойл.
– Он телеграфировал мне до того, как мы с Рупертом выехали из Лондона, десять дней назад. Обычная телеграмма по поводу текущих дел: осведомлялся о нашем прибытии, интересовался всем, имевшим отношение к приобретению и перевозке книги Зогар.
– Он получил ответ?
– Да.
– Может быть, что-то в этом ответе подтолкнуло его к уходу?
– Не могу представить, что это могло быть; я уже посылал ему идентичную телеграмму, перед тем как ответить на все вопросы, которые он задал мне в своем послании. Наверное, он потерял ее. Умение следить за тем, что он называет «бухгалтерией жизни», не является его сильной стороной: знаете, приход, расход, оплата счетов. Всем этим по большей части приходится заниматься мне.
Спаркс достал из кармана пинцет и вытащил высовывавшийся на четверть дюйма из-под стопки книг на столе листок желтой бумаги.
– Вот ваша первая телеграмма, – сказал Спаркс. – Она не вскрыта. Не прочитана.
– Понимаете, что я имею в виду? – сказал Штерн. – Случись ему выиграть в тотализатор, чек мог бы потеряться здесь на двадцать лет.
– Это весьма впечатляющая теологическая библиотека, – заметил Дойл, прохаживаясь между грудами томов. – Я никогда не видел такой коллекции редких томов в частном собрании: кварто, фолио, первые издания.
– Должно быть, стоит целое состояние, – пробормотал Иннес. То было одно из немногих высказываний, на которые ему хватило уверенности в присутствии Спаркса.
– Да уж, только у него заводились хоть какие-то деньжата, они очень скоро оказывались в карманах книготорговцев, – кивнул Штерн. – Однако многие из этих книг – подарки, полученные от друзей или различных ученых сообществ.
– Что свидетельствует о глубоком уважении, которое питают к вашему отцу в научном мире, – заметил Дойл.
– Он того заслуживает, ведь трудно найти человека, столь всецело преданного науке. После смерти матушки он посвящал работе почти все свое время: чаще всего и спал на кушетке, вон там. – Штерн указал на узкое жесткое ложе в углу. – Честно говоря, я никогда не мог понять и половины того, о чем он говорил. Может быть, приложи я больше стараний, мне бы удалось… – Его голос дрогнул, он опустил голову, стараясь отогнать слезы.
– Ну-ну. – Иннес слегка похлопал его по спине. – Мы найдем старика. Обязательно. Тут и говорить не о чем.
Штерн признательно кивнул. Спаркс повернулся и, не выказывая никаких чувств, подошел к нему.
– Каковы методы работы вашего отца? – спросил он. – Он делал заметки, когда читал?
– Да.
– С ручкой в левой руке. Сидя в этом кресле. – Спаркс подошел к креслу у письменного стола.
– Откуда вы знаете?
– Истертые подпорки, царапины вдоль левого подлокотника; он носил длинный сюртук с пуговицами на рукавах.
– Да, отец почти всегда носил этот сюртук. Здесь он вечно мерз: доктор говорил, что это от плохого кровообращения, но, по правде говоря, отец всегда был немного ипохондриком.
Спаркс уселся в кресло ребе и вперил пристальный взгляд в громоздившиеся перед ним книги, протянул руку, вынул один томик из стопки и взял из-под него листок белой линованной бумаги. Наклонившись, Джек изучил листок и подозвал остальных.
– Взгляните на это.
Дойл и Штерн подошли к нему. Бумагу покрывали наброски, какие-то непонятные каракули, нацарапанные фразы, обрывки стихов. Рисунки были на удивление реалистичными и детализированными.
– Да, отец часто делал это, когда работал, – пояснил Штерн. – Рисовать он умеет. В детстве я любил смотреть, как ловко он делает зарисовки уличных сцен, лиц прохожих и все в этом роде.
Центральное место на странице занимали два образа. Первый – раскидистое дерево с поникшими голыми ветвями, на которых в геометрическом порядке располагались десять белых шаров, соединенных прямыми линиями.
– Это Древо жизни, – пояснил Штерн. – Образ, который я видел в каббалистических книгах, но объяснить значение которого, боюсь, не могу.
Другой образ: зловещий черный замок с высокой башней и единственным окошком.
– Кажется, чего-то не хватает для полноты картины, – заметил Иннес, щелкнув пальцами. – Карлика и симпатичной девушки… Например, Рапунцель, опустившей из окна башни свои волосы, или чего-то в том же роде.
Дойл на шутку не отреагировал, его взгляд был прикован к старому приятелю.
– Что это значит? – спросил Спаркс, указывая на что-то вроде клинописи под изображением замка.
– Шишах, – ответил Штерн. – Древнееврейское слово, означающее «шесть».
– Число шесть? – уточнил Спаркс.
– Да, – кивнул Штерн. – У него есть и другие значения, в каббалистическом смысле, но вам потребуется ученый, чтобы…
Неожиданно Спаркс вскочил, отпрыгнул от стола, так что ножки кресла скрипнули об пол, и диким взглядом, словно увидел призрак, уставился на кровать в углу.
– Джек? Ты в порядке? – спросил Дойл.
Спаркс не ответил. Напряжение, исходившее от него, ощущалось физически. Ритмичное капанье сочившейся из трубы воды в тяжелой тишине звучало как выстрелы.
– Где Херонская Зогар? – спросил Спаркс.
– В сейфе в моем служебном кабинете, – сказал Штерн. – В нескольких кварталах отсюда.
– Мне нужно увидеть ее. Немедленно.
– Я отведу вас туда.
Спаркс и Штерн направились к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148