Я был его оловянным солдатиком. Я представлял всех военных. Боже, как он ненавидел армию.
– Я слышал, что с вами… обходились несправедливо.
– О, это всем известно. Недаром меня называют ослом. Я отвечал за все и не имел никакого права принимать решения. Только ставить свою подпись на его приказах.
Он круто поворачивается и смотрит в окно, за которым занимается весеннее утро.
– Грейм, отдельные документы, под которыми я подписывался…
– Все мы подписывались, все мы подписывались…
– Нет, говорю вам, нет. Приказы, чреватые настолько серьезными последствиями, что они почти отменяют закон. Не просто закон военного времени – видит бог, и он-то достаточно ужасен, – но само понятие закона. Знаете, чего я боюсь? Что все рухнет, рассыплется на части. Что произойдет полный… распад. Из-за того, что мы натворили.
– Вы выполняли свой долг. – Генерал явно чувствует себя не в своей тарелке. – Вы подчинялись приказам. Вы с честью выполняли присягу.
– О да, присяга. В первую очередь он заставил нас присягнуть на верность. Он связал нас этой присягой по рукам и ногам. Честь? Что такое честь? Когда-то мне казалось, что я знаю. Грейм, неужели вы считаете, что человек чести станет издавать приказы, бросающие вызов всем доныне существовавшим законам, оскорбляющие всякое человеческое чувство, и отказываться самолично их подписывать?
Кейтель не получает ответа.
– Их подписывал я. Осел подписывал все приказы. Все, кроме одного. Один я все-таки заставил его подписать. Приказ «о диверсантах». Помните такой? Конечно помните. Приказ убивать пленных военнослужащих.
– Если вы так глубоко переживали, – слабым голосом говорит генерал, – почему вы не ушли в отставку?
– Как можно уйти в отставку в военное время? Это равносильно дезертирству. И, в любом случае, кто бы заменил меня? Он не доверял ни одному генералу, даже до заговора. На мое место назначили бы Гиммлера.
Как всегда, при упоминании этого имени в помещении словно меркнет свет.
– Возможно.
– Абсолютно точно, – говорит Кейтель. – Преданность Гиммлера никогда не подвергалась сомнению. Никогда.
Он так долго сдерживал гнев, что теперь его голос звучит бесстрастно.
Генерал выпрямляется в кресле.
– Так, значит, вы ничего не знаете?
– Чего я не знаю?
– Гиммлер пытался вести переговоры с Западом. Через посредников в Швеции.
– Что?!
Кейтель потрясен. Он сидит неподвижно, и на его грубо высеченном лице солдафона, которое всегда казалось мне маской, призванной скрыть растерянность, написано нескрываемое изумление. Потом в глубине его глаз и в уголках губ появляется что-то. Улыбка.
– Это точно?
– Да. Так сообщило шведское радио.
– Какая ужасная новость, – говорит Кейтель без тени сожаления и садится.
– Она сломила Гитлера.
– Еще бы. – Начальник штаба Верховного главнокомандования уже овладел собой. – Надо полагать, Гиммлер не сумел договориться с этими поборниками мира.
– Не сумел. Они дали ему от ворот поворот. Они ясно дали понять, что в любом случае капитулировать придется и перед Россией тоже. Не понимаю, почему он надеялся избежать этого.
– Вдобавок ко всему, – бормочет Кейтель, – неужели он не имеет понятия, как к нему относятся за границей?
– Очевидно, не имеет, – говорит генерал, и оба зябко поводят плечами, словно ощутив дуновение ледяного ветра.
– Странно, что он этого не знает, – говорит Кейтель, – хотя, казалось бы, должен знать все.
– Вы надеетесь понять, что у него на уме?
– Нет. Я солдат, слава богу, а не священник.
– Великая простота войны. Да.
– Вы находите войну простым делом? Они встречаются глазами.
– Пожалуй, нет.
– Полагаю, он действовал в уверенности, что станет преемником Гитлера. Если такое время вообще наступит, конечно.
– Возможно. Что ж, теперь эти честолюбивые замыслы рухнули.
– Вы думаете? – говорит Кейтель, словно размышляя вслух. – А эсэсовские дивизии в Альпах, более или менее свежие? А отряды тайной полиции?
С минуту оба задумчиво молчат.
Генерал опускает ладонь на ручку кресла.
– Это никуда нас не приведет. Я прибыл сюда обсудить фактическое положение дел.
– Я слушаю вас.
– Какова обстановка на этом участке фронта?
– Хаос. Полная утрата боевого духа. Подразделения спешат сдаться первому встречному американцу, имеющему достаточно нашивок. – Кейтель резко проводит обеими руками по тронутым сединой волосам. – Несколько дней назад я выезжал на линию фронта, снова пытался разыскать Венка. По дороге я встретил батальон, который отступал с крепкой оборонительной позиции, поскольку до них дошли слухи, что русские танки находятся в тридцати километрах! Я отправил всех обратно на позицию и пригрозил офицерам военно-полевым судом.
– Вы нашли Венка?
– Да, нашел. Он сидел в заброшенной избушке посреди леса и тупо смотрел на такую же карту, какая лежит на столе у меня.
– Мы должны обсудить выступление армии Венка к Берлину.
После непродолжительного молчания Кейтель смеется. Резким смехом, но с явным удовольствием. Генерал недоуменно смотрит на него.
– Венку приказано отступить от Эльбы и немедленно двинуться на Берлин, – говорит генерал.
– Я в курсе, Грейм. Именно я и отдал этот приказ.
– К нему присоединится Девятая армия, которая ведет бои на южных подступах к городу. – Оперевшись на костыли, генерал рывком поднимается с кресла, наклоняется над столом Кейтеля и тычет пальцем в карту. – Вот здесь.
– Благодарю вас. Я знаю, где находится Берлин, – говорит Кейтель.
– Все имеющиеся в нашем распоряжении самолеты… – Генерал нервно оттягивает пальцем воротник мундира. – В чем, собственно говоря, дело, Кейтель?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139