По обе стороны от взлетной полосы простиралось поросшее травой поле. Траву регулярно косили. Она была густой и сочной, даже осенью. Свежая зелень травы показалась мне сейчас непристойной.
Мы отправились на поиски останков. И нашли в траве несколько фрагментов тела; хоть что-то можно будет положить в гроб. Я тоже что-то нашла. Я не хотела думать, что именно.
В тот же день, ближе к вечеру Дитер вызвал меня в свой офис.
– Я решил отстранить тебя от горячих полетов.
Под «горячими» подразумевались полеты на заправленной машине. Он сказал мне, что отныне я буду совершать на «комете» только планирующие полеты. Мы часто делали это, поскольку «комет» все еще требовалось испытывать и в качестве планера.
– Можно поинтересоваться почему?
– Мне кажется, после происшествия, имевшего место утром, ты могла бы и не спрашивать.
– Горячие полеты запрещаются всем членам команды?
– Конечно нет. Только тебе.
– Почему? Что такого я сделала?
– Ничего. Я просто не хочу, чтобы ты летала на заправленной машине. Риск слишком велик. Я не хочу нести ответственность за неприятности, которые могут с тобой приключиться.
– За любого другого пилота на базе ты несешь точно такую же ответственность, как за меня.
– Тем не менее…
– Ты сомневаешься в моих способностях?
– Нет.
– Тогда как ты смеешь отстранять меня от полетов?
– Как я смею? Да я командир этого авиаотряда и буду отдавать такие распоряжения, какие сочту нужным!
– Дерьмовый из тебя командир, – сквозь зубы процедила я, и Дитер дернул головой, словно я его ударила. Глаза у него расширились от гнева и удивления, и я увидела в них ненависть, наконец-то осознанную.
– Будь моя воля, – медленно проговорил он, – я бы исключил тебя из команды, но мне тебя навязали сзерху, и я вынужден мириться с твоим присутствием здесь.
– Соболезную.
– Мне хватает головной боли с самолетами, которые взрываются, когда захотят, и мне совершенно не нужны дополнительные проблемы с женщиной на базе – причем с женщиной, от природы строптивой.
– Вот уж действительно проблема, верно? Ты никак не можешь уразуметь, что я не женщина, я летчик!
– Не болтай глупостей! Конечно, ты женщина!
– На этой базе, на любой другой авиабазе я – летчик. Этого ты никогда не мог понять. Вечно болтал о своих драгоценных чувствах ко мне, когда я хотела только одного: чтобы мне дали спокойно работать. Вернее, ты просто называл чувствами то, что в действительности таковым не являлось.
– Да что ты знаешь о чувствах? – сказал он. – У тебя нет сердца. – Он горько сжал губы.
– Возможно, Дитер, ты просто не в силах пробудить во мне чувства.
– Ты когда-нибудь о ком-нибудь думала? Холодная, бесчувственная, честолюбивая – вот ты какая.
– Мне казалось, именно бесчувственность и требуется для того, чтобы работать в этой команде. На днях ты толкнул целую речь на эту тему.
– В женщине она недопустима. У тебя все не как у людей.
– Многие сочли бы недопустимым твое отношение ко мне.
– Ты даже не можешь нормально одеться, когда выходишь за территорию базы! Ты отправляешься в город, одетая как… как механик. Ты позоришь весь наш отряд!
– По-моему, у отряда есть более важные причины для стыда. Например, серьезные недостатки командира.
На несколько секунд наступило молчание. Переводя дыхание, мы пристально смотрели друг на друга поверх пустого деревянного стола.
Потом я сказала:
– Меня направили на базу, чтобы я летала наравне со всеми другими пилотами. Я намерена передать этот вопрос на рассмотрение в министерство.
– И к кому же ты собираешься обратиться в министерстве?
– Я поговорю с генералом Удетом. – Похоже, я могла рассчитывать только на Эрнста.
Последние мои слова произвели поистине драматический эффект. Лицо у Дитера перекосилось. Он прошипел:
– А я все ждал, когда ты вспомнишь о своем любовничке.
– Думай, что говоришь, Дитер.
– Он вышел в тираж, твой генерал Удет. Выброшен на свалку за ненадобностью. Он тебе не поможет.
Я повернулась и направилась к двери.
Дитер вскинул руку в нацистском приветствии.
– Хайль Гитлер! – гаркнул он.
Я вышла и закрыла за собой дверь.
Где мы?
Местность кажется незнакомой. Она производит зловещее впечатление. Я вижу внизу разрушенные фермерские дома и сожженные деревни. Мы пролетаем над небольшим селением, и я вижу мертвые тела, лежащие в ряд на поле.
Генерал наклоняется вперед и кричит что-то мне в ухо. Я не различаю слов, но смысл ясен. Надо поскорее убираться отсюда.
Я догадываюсь, где мы находимся. Мы стараемся забирать на запад, но нас сносит крепкий встречный ветер. Мы слишком сильно отклонились от курса на восток и сейчас находимся ближе к Штеттину, чем к Любеку, к северу от Берлина, а не к северо-западу.
Потом я пролетаю над лесистой возвышенностью – и вот оно. От неожиданности у меня перехватывает дыхание. Передовая часть русских, колонна бронемашин, возглавляемая танками, замаскированными камуфляжными сетками и ветками, быстро движется по широкой и прямой грунтовой дороге.
Я пролетаю прямо над ними: у меня нет выбора. Мое появление оказывается для них такой же неожиданностью, и они реагируют с запозданием. Когда колонна остается у меня позади, начинают трещать пулеметы, и «бюкер» вздрагивает и резко теряет высоту. Я в развороте ухожу вверх как можно круче, с облегчением убедившись, что машина по-прежнему слушается руля. Выровнявшись на высоте триста метров, я оборачиваюсь, чтобы проверить, не поврежден ли хвостовой отсек, и мое внимание привлекает диковинное зрелище внизу.
За грозной передовой колонной движется средневековое войско, рассыпавшееся по полю и словно выросшее из-под земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139