Лицо у него было белее мела. Все еще держась рукой за дверцу кабины, он стоял и просто смотрел на меня немигающим взглядом.
В конце концов, поскольку кто-то должен был нарушить молчание, я сказала:
– Со мной все в порядке, Эрнст. Все в порядке.
Он продолжал стоять неподвижно. Словно это он, а не я только что чудом избежал смерти.
Болезнь Эрнста началась в тот год. Вероятно, для него она являлась единственным выходом из невыносимой ситуации.
Однажды утром он вошел в свой кабинет и увидел, что рабочий стол завален совсем уж неимоверным количеством бумаг. Он истерическим голосом крикнул адъютанта:
– Как вы смеете захламлять мой стол? Тут карандаш положить некуда! Что это за мусор?
– Это накопилось за несколько дней, герр генерал. Вы здесь не появлялись.
– Да, у меня были более важные дела. Уберите все это.
– Герр генерал?…
– Уберите все это.
– Но что мне с этим делать?
– Бог мой, не знаю. Сожгите все к чертовой матери. Что это, кстати?
– Главным образом отчеты, герр генерал. И несколько писем, которые вам нужно подписать.
– Где письма?
Адъютант показал на одну из стопок.
– Хорошо. Это оставьте, а все остальное отнесите Плоху.
Плох разберется со всеми бумагами. Он человек толковый. Эрнст не знал, что бы он делал без Плоха.
Оставшись один, Эрнст безучастным взглядом посмотрел на стопку писем.
В самом низу лежал контракт. Заказ министерства на одну тысячу новых «Ме-210». «Ме-210» являлся усовершенствованной версией неудачного «110-го», столь плохо зарекомендовавшего себя в ходе операции «Орел». Вернее, не являлся. Профессор Мессершмитт взял чертежи у своих конструкторов и просто самолично все перечертил. Это был совершенно новый самолет. Профессор Мессершмитт по-настоящему любил только новые самолеты. Первый «Ме-210» не летал еще ни разу.
Эрнст подписал заказ на тысячу самолетов, экспериментальный образец которых еще даже не поднимался в воздух, и отложил документ в сторону. Он высыпал несколько таблеток в ладонь и проглотил их, запив глотком бренди из фляжки, которую носил в заднем кармане. Он полагал, что Мессершмитт знает, что делает, и в свете сложившихся между ними отношений только на эту мысль ему и оставалось полагаться. Но временами Эрнст испытывал приступы приятного возбуждения и упоительного головокружения, словно катался на ярмарочной карусели, и плевать хотел на все. Ибо разве это была не ярмарка? Куда ни глянь, повсюду вокруг сверкали яркие огни, звучала жизнерадостная механическая музыка, мелькали гротескные персонажи в грубо намалеванных масках и свершалось бесконечное триумфальное движение по кругу.
В конце весны Эрнста вызвали к Толстяку в Прусское министерство.
Толстяк был мрачен. Он кивком указал Эрнсту на кресло в дальнем конце своего огромного стола. Не предложил Эрнсту сигарету, сигару или бокал вина и не стал заводить разговоров о тактике воздушного боя в Мировой войне. Он сразу приступил к делу.
– Мне нужны конкретные цифры. Данные по производству истребителей и бомбардировщиков за последние три месяца и надежный прогноз до конца года.
У Эрнста мгновенно промокла рубашка от пота, и давно знакомая боль запульсировала в ушах.
Спустя несколько мгновений Толстяк отщелкнул большим пальцем крышку шкатулки с турецкими сигаретами и подтолкнул ее к Эрнсту. Откинулся на спинку кресла: прямо Юпитер – встревоженный, но по-прежнему величественный в своем увешанном медалями мундире.
– Послушайте, дружище, вы ставите меня в затруднительное положение. Адольф хочет получить ответы на некоторые вопросы. Я вызываю вас и спрашиваю, сколько бомбардировщиков сойдет с заводских конвейеров в ближайшие полгода. Вы мне называете цифру, звучащую вполне удовлетворительно, и я повторяю ее Адольфу. А через шесть месяцев ожидаю увидеть обещанные бомбардировщики, но не вижу. Почему? Вы ничего объяснить не можете. Придумываете какие-то запутанные отговорки, которые не удовлетворили бы даже монахиню из монастыря непорочного зачатия.
Он устремил глаза на Эрнста. Во взгляде читались гнев, холодность, недоумение, бесконечное удовольствие от возможности причинять страдания ближним и сожаление, что такое приходится делать.
– Так не пойдет, – сказал Толстяк. – Это не лезет ни в какие ворота. И так мы не выиграем кровавую войну. Между прочим, да будет вам известно, через несколько недель мы начнем вторжение в Россию.
Эрнст уронил сигарету на ковер и торопливо нагнулся, чтобы подобрать ее. Потом несколько мгновений сидел неподвижно, стараясь собраться с мыслями.
Толстяк вертел в руках одну из своих моделей самолетов. Золотые перстни с бриллиантами и рубинами сверкали на его пальцах.
– Может, вы скажете, какие у вас проблемы с производством? – спросил он.
– Мы скоро решим все проблемы, – услышал Эрнст свой голос. Он сам не знал, откуда у него появилась способность увертываться от вопросов, давать туманные ответы и сочинять на ходу. Она зародилась в стенах министерства и поселилась в душе Эрнста. Но она не бездействовала, она опустошала душу.
Толстяк пресек дальнейшие речи Эрнста резким взмахом руки.
– В настоящий момент мы имеем в два раза меньше истребителей, чем нужно, единственно потому, что вы сократили производство практически всех машин, отдав предпочтение двум самолетам Мессершмитта, которые оба не входят в наши планы. В настоящий момент мы имеем в два раза меньше бомбардировщиков, чем нужно, единственно потому, что до сих пор – уму непостижимо! – остаются нерешенными проблемы с «Ю-восемьдесят восемь», а вы приостанавливаете выпуск проверенного самолета, чтобы начать производство вашего нового дальнего бомбардировщика, «грифона», – и, черт меня подери, с ним тоже, такое впечатление, не все в порядке!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139