– Вы так думаете?– Иногда я ошибаюсь.– Сейчас вы точно ошибаетесь. Думаете провести старого газетного волка? У меня интуиция!Поднявшись, чтобы проводить Куинна, Ронда наткнулся на угол стола, и Куинн подумал, что сила его интуиции находится в прямой зависимости от количества выпитого.Он был рад снова выйти на воздух. Дул свежий ветер, и пустынный днем город наполнился после захода солнца. Все магазины были открыты, перед кинотеатрами выстроились очереди. Машины, набитые подростками, колесили по улицам, оглушая прохожих гудками, визгом шин и криками радио.В мотеле Куинн поставил машину в гараж и закрывал дверь, когда кто-то позвал его из-за куста жасмина:– Мистер Куинн! Джо!Он обернулся и увидел Вилли Кинг, прислонившуюся к стенке гаража, словно ей было нехорошо. Она смотрела на Куинна остекленевшими глазами, и лицо у нее было таким же белым, как цветы на кустах.– Я вас жду. Давно, – сказала она, – целую вечность. Я не знаю, что делать.– Устраиваете очередное представление, Вилли?– Нет! Нет! Это правда.– Настоящая правда?– Бросьте! Всегда заметно, когда человек врет, а когда нет.– В вашем случае – не всегда.– Ну что ж, – сказала она, стараясь говорить с достоинством, – тогда не смею вас больше беспокоить.– Как хотите.– Она пошла прочь, и тут Куинн заметил, что на ногах у нее старые матерчатые тапочки. Вряд ли бы она надела их, если собиралась устроить представление. Он окликнул ее, и она после секундного колебания вернулась.– В чем дело, Вилли?– Во всем. Вся моя жизнь пошла прахом.– Пойдемте ко мне в номер и поговорим спокойно.– Нет.– Вы не хотите говорить со мной?– Я не хочу идти к вам в номер. Это неприлично.– Может быть, – сказал Куинн, улыбаясь. – Тут есть еще внутренний двор, пойдемте туда.Двор состоял из нескольких квадратных ярдов травы, окружавшей плавательный бассейн величиной с большую лохань. В нем никто не купался, но на бетонной дорожке видны были мокрые детские следы и на воде покачивался крохотный синий матрасик. От мотеля и улицы двор загораживали олеандры, усеянные розовыми и белыми цветами.Шезлонги были убраны на ночь, и Куинн с Вилли уселись прямо на траву, еще теплую от солнца. Вилли подавленно и смущенно молчала.– Хорошая трава, – услышал наконец Куинн. – Очень трудно добиться, чтобы она была такой в нашем климате. Распылитель приходится держать включенным чуть ли не круглые сутки, но и тогда из земли не вымывается достаточно щелочи...– Значит, вам трава покоя не дает?– Нет, – сказала она.– А что?– Джордж. Джордж уехал.– Вы это и раньше знали.– Да нет же! Он действительно уехал. И никто не знает куда.– Вы уверены?– Я уверена только в одном: ни на каких Гавайях его нет. – Она осеклась и прижала к горлу ладонь, словно стараясь унять боль. – Он соврал мне. Он мог сказать мне о себе любую правду, что угодно, и я бы все равно его любила, но он соврал, он сделал из меня дуру!– Что случилось, Вилли?– Когда вы ушли сегодня, мне стало не по себе. Подозрительность – как заразная болезнь. Я позвонила во все авиакомпании Лос-Анджелеса – сплела им историю про срочное семейное дело, по которому мне с Джорджем нужно связаться, а я не уверена, улетел он на Гавайи или нет. Они проверили все списки пассажиров за вторник и среду, и Джорджа Хейвуда ни в одном нет.– Они могли ошибиться. Или Джордж улетел под другим именем.– Нет, – с горечью сказала Вилли. – Он сбежал. Я уверена. От меня, от своей матери и от борьбы, которую мы с ней ведем из-за него. О, мы, разумеется, порядочные женщины, до драк у нас не доходит, но все равно это ужасно. Наверное, у него наступил предел, а поскольку принять решения он не мог ни в ее, ни в мою пользу, то сбежал от нас обеих.– Это был бы поступок труса, а Джордж – по тому что я о нем слышал, – храбрый человек.– Может, это я превратила его в труса, сама того не замечая. Но, по крайней мере, ей он тоже не сказал! Если бы вы знали, как я рада! Надо было не звонить ей, а поехать прямо домой, чтобы посмотреть, какое у старой ведьмы будет выражение лица, когда она узнает, что ее дорогой Джордж уехал вовсе не на Гавайи.– Вы ей звонили?– Да.– Зачем?– Мне хотелось, мне ужасно хотелось, чтобы ей было так же плохо, как и мне, чтобы она тоже сидела и мучилась: вернется Джордж или нет, – хрипло сказала Вилли.– По-моему, вы драматизируете события. С чего бы ему не вернуться?Она беспомощно развела руками.– Вы знаете больше, чем говорите, Вилли?– Не слишком много. В последнее время его грызло что-то, о чем он предпочитал молчать.– То есть с тех пор, как я приехал в Чикото?– Нет, еще раньше, но когда появились вы со своими вопросами, он стал просто невыносим.– Возможно, он боялся моих вопросов, – сказал Куинн, – и из города убежал от меня, а не от вас с матерью?Она с минуту молчала.– Почему он должен вас бояться? Ему нечего скрывать, кроме... кроме того случая, когда я подошла к вам в кафе.– Так это была его затея?– Да.– Чем он ее объяснял?– Он сказал, – последнее слово она выговорила с невольной горечью, – он сказал, что вы, скорее всего, вымогатель, и просил задержать вас, пока он будет обыскивать номер.– Откуда он узнал, где мой номер и что я вообще существую?– От меня. Я слышала, как вы говорили в редакции с Рондой. Когда вы упомянули об Альберте, я подумала, что надо немедленно сообщить Джорджу, и позвонила ему. Он велел ехать за вами и узнать, кто вы и где остановились.– Значит, ваше внимание привлек не О'Горман, а Альберта?– Ронда не называл ее по имени, но он говорил о растратчице из банка, а кто это, если не она?– Вы всякий раз бежите к телефону, когда кто-нибудь вспоминает Альберту?– Нет. Но в вас было что-то подозрительное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75