Она говорила так искренне, что Куинну было непонятно, всегда ли она считала себя посторонним, ни в чем не виноватым человеком или годы, проведенные в Теколото, томительные часы ожидания и скуки помутили ее рассудок. О'Горман был злодеем, она жертвой. Черное и белое.Альберта смотрела на него сквозь металлическую сетку сузившимися от ярости глазами.– Скажите, разве это справедливо?– Я слишком мало знаю обстоятельства дела, чтобы судить об этом.– О'Горман посадил меня за решетку – вот вам и все обстоятельства. Не исключено, что он сделал это намеренно.– Ну что вы, мисс Хейвуд! Не мог же он предусмотреть, как его исчезновение отразится на вашей работоспособности, если вы были едва знакомы!– Я с ним здоровалась, – сказала она, морщась. Видимо, ей было неприятно вспоминать даже о столь незначительных знаках внимания, которые она оказывала человеку, повинному в ее бедах. – Но когда наши пути вновь пересекутся, я отомщу беспощадно! Я его уничтожу, как змею!– Не думаю, что ваши пути вновь пересекутся, мисс Хейвуд.– Почему? Я отсюда выйду.– Да, но О'Гормана, скорее всего, нет в живых. Многие считают, что его убили.– Кому понадобилось убивать О'Гормана? Разве что другому несчастному, с которым он обошелся как со мной?– У него не было врагов.– Тем более никто его не убивал. Он жив. Он не может быть мертвым!– Почему?Она даже привстала, будто хотела убежать от вопроса, но, заметив, что охранница наблюдает за ней, снова села.– Потому что мне тогда некого будет винить. Я останусь одна. А я не виновата, что оказалась здесь, виноват кто-то другой. И этот другой – О'Горман. Он засадил меня сюда, потому что считал, что я с ним высокомерна, или потому что Джордж его уволил. Он меня ненавидел!– То, что случилось с О'Горманом, не должно было отразиться на вас, мисс Хейвуд.– Но отразилось же!– Я уверен, что О'Горман не хотел вам зла, – сказал Куинн.– Они мне это тоже говорят, только не знают всего, – ответила Альберта.Она не пояснила, кто такие "они". Скорее всего, тюремные психологи или Джордж, решил Куинн.– Ваш брат Джордж часто навещает вас, мисс Хейвуд?– Каждый месяц. – Она сжала пальцами виски, как если бы у нее внезапно заболела голова. – Это так печально! Он говорит о доме, о старых друзьях, а я не должна позволять себе думать о них, иначе я сойду с... превращусь в истеричку. Или он строит планы на будущее, что еще хуже. Здесь, хотя и знаешь, что будущее настанет, его нельзя ощутить, потому что все дни похожи друг на друга. По моим подсчетам, – продолжала она, горько улыбаясь, – мне сейчас примерно тысяча восемьсот семьдесят пять лет, а в таком возрасте глупо мечтать о будущем. Я им этого, конечно, не говорю. Они называют это депрессией, меланхолией. Они употребляют много слов, чтобы избежать одного – "тюрьма". Оно им не нравится. Они предпочитают говорить "пенитенциарное заведение" или "исправительный комплекс". Кого они обманывают? Я заключенная, сижу в тюрьме, и мне невыносимо слушать, как Джордж болтает о поездке в Европу или о том, что я буду у него работать. Как может представить себе Европу человек, который сидит в камере и нигде дальше столовой за последние пять лет не бывал? Почему я здесь? Почему мы все здесь? Они должны придумать что-то другое, лучшее. Если обществу нужно нам отомстить, почему нас не секут у городской стены? Почему не казнят? Почему заставляют бессмысленно гнить здесь, когда мы можем делать что-то полезное? Мы – как овощи, только овощи растут, и их едят, а нам даже в этом отказано. Мы не годимся даже в пищу животным. – Она вытянула руки. – Бросьте меня в мясорубку, накормите мной хотя бы усталую собаку или голодную кошку!Альберта почти кричала. Люди из соседних кабинок смотрели на нее, вытягивая шеи над перегородками.– Я хочу быть полезной! Разрубите меня на куски! Послушайте! Неужели вы не хотите, чтобы нами накормили голодных животных?К Альберте спешила дежурная. На ее синем бедре звякали ключи.– В чем дело, мисс Хейвуд?– В тюрьме. Я здесь, а животные голодают.– Тише, успокойтесь. Они не голодают.– Вам они безразличны!– Меня больше интересуете вы, – мягко сказала дежурная. – Пойдемте, я отведу вас в вашу комнату.– В камеру. Я заключенная и живу не в комнате, а в камере.– Называйте как хотите, только не надо шуметь. Будьте умницей, идемте.– Я не умница, – раздельно сказала Альберта. – Я преступница, которая живет в камере, в тюрьме.– Тихо, тихо!– И выбирайте выражения!Дежурная крепко взяла Альберту за локоть и повела прочь. Люди вокруг заговорили снова, но голоса их звучали приглушенно, и когда Куинн поднялся, чтобы уйти, на него устремились взгляды, в которых читался укор: "Вы не ответили на ее вопрос, мистер. Почему мы здесь?" * * * Куинн вернулся в административный корпус и после очередных проволочек получил разрешение встретиться с тюремным психиатром, работавшим с заключенными, чьи дела должны были слушаться вторично.Миссис Браунинг была молодой серьезной особой.– Конечно, сейчас у нее трудный период. И все же я очень удивлена. Мисс Хейвуд – и такая сцена! Хотя, с другой стороны, я не слишком хорошо ее знаю. – Она поправила очки, как будто пыталась рассмотреть отсутствующую Альберту. – В таком заведении, как наше, медицинского персонала, конечно, мало, здесь в первую очередь смазывают скрипучие колеса – у нас их предостаточно, – а до таких, вроде мисс Хейвуд, руки не доходят.– Она не доставляет вам беспокойства?– Никогда. Мисс Хейвуд хорошо работает – в тюремной библиотеке, – а кроме того, ведет занятия по бухгалтерскому учету.Последнее показалось Куинну забавным, но миссис Браунинг была невозмутима.– У нее прекрасная память на цифры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75