Страшная гадость, бр-р! Но Хоакин говорит, что сама магия ведьм иного рода, они лишь пробуждают то, что и без того заложено в природе, в то время как колдуны пытаются грубо ее подчинить. Я читал о смешных случаях, когда в поединке колдунам, истратившим все силы, не оставалось ничего иного, как таскать друг друга за космы и драть бороды.
– Все, – сипло заявил Силантий.
За стеной что-то загудело, словно сотни летучих мышей разом забили крыльями, и снова все смолкло.
– И что теперь? – после недолгого молчания поинтересовался Мытный.
– Право, не знаю, – признался Илиодор, – лично я бы пошел и выпил чаю.
Ответное молчание было таким разочарованным, что даже я почувствовала это сквозь стену.
Когда они все наконец убрались со двора, я осторожно заглянула в кузню. Накопитель Илиодора стоял на деревянном верстаке и был таким же дурацким, как его улыбка. Стеклянный жбан действительно аккуратно был выложен изнутри изуродованным свинцовым листом, в середину его была вставлена деревянная пробка, из которой торчал несерьезный штырь с блестящим набалдашником.
– Ну и глупо! – сказала я и решила отвесить набалдашнику щелбан, потянулась и взвыла, увидев, как от набалдашника, прямо к моей руке, скакнуло хищное лиловое пламя. Все тело свело судорогой, рот открылся, но горло перехватило, ноги подкосились, и я ухнула вниз, опрокидывая клещи и молотки Силантия.
– Кто там? – довольно резво выскочил на крыльцо кузнец.
А я подумала, что сейчас он попеняет, что я зря себе имя меняла: как назвалась Фроськой – так и посыпались неприятности. Темная тень накрыла меня, и я, не успев открыть глаза, услышала ненавистное:
– Бася?!
– Я думаю, что это Мариша Лапоткова, – выдал умную мысль Мытный, – сами смотрите – нос вздернутый, лицо круглое, губы пухлые, волосы светло-пепельные…
– А на пояснице, ближе к месту схождения ягодиц… – добавил Илиодор, но вовремя опомнился и замолчал.
Мне захотелось вскочить или зарыться в каменно твердый пол кузни. Я забила руками, как сонный бражник крыльями, гудя от негодования и ворочаясь с боку на бок, поскольку какая-то железяка уцепилась сзади за спину, не давая подняться. Над головой угрожающе скрежетало и позвякивало. Я рискнула приоткрыть один глаз, как раз в этот момент Силантий оттер всех плечом и легко, как кутенка, поднял меня с земли, попутно разодрав что-то на спине. «Конец Ланкиному кафтану», – успела расстроиться я, и тут Силантий гуднул мне в ухо, едва не выдув содержимое головы через другое:
– Зря ты сегодня Фроськой назвалась, от этих ведьминых выдумок одни неприятности, уж я-то знаю.
Борода его щекотала, так что хотелось глупо хихикнуть, но я сморщилась изо всех сил, поджимая губы.
– Что это у нее с лицом? – тут же поинтересовался Мытный.
– Наверно, ей клещи на голову упали, – влез Илиодор, но кузнец всех успокоил, уверенно заявив:
– Да не, у нее всегда такое лицо.
Я застонала и стала вырываться из его рук, пытаясь встать на свои ноги, шипя:
– Хватит меня позорить!
Не ожидавший сопротивления кузнец разжал руки, я вывалилась из его объятий и, сделав пару шагов, чтобы не упасть, едва снова не схватила чертов накопитель руками. Но златоградец не позволил, перехватив меня поперек талии и наставительно погрозив пальцем:
– Не стоит прикасаться к этой вещи.
– Я уже знаю! – обиженно взвизгнула я, показав ему пальцы с точечками ожогов. – Что это за дрянь?
– Надо же, – улыбнулся он, – а у вас глаза точь-в-точь как у сестры и голос. В темноте я не взялся бы вас различить.
– А вас никто и не просит, – отрезала я, – и вообще, нечего меня лапать. – Но вырваться не получилось, златоградец держал крепко. Я вспомнила, что и в бане он вцепился словно клещ, благо я там была мокрая и скользкая. Поняв бессмысленность своих попыток, я повернулась к нему, задрав как можно выше подбородок и угрожающе потребовала:
– А ну руки убери!
– Действительно, князь, а то я заподозрю, что ваш Митруха правду говорил, какое-то выражение лица у вас нездоровое.
– Ну слюна-то у меня еще не капает, – хмыкнул Илиодор, с явной неохотой выпуская меня из объятий. У, бабник.
Я набрала в грудь побольше воздуха, собираясь всех отчитать, поставить на свои места и объяснить, кто здесь главный, как совершенно неожиданно седая старая сука кузнеца жалостливо и безнадежно взвыла в будке. Меня мороз подрал по коже от ее отчаянного плача, через миг все псы, какие были в деревне, подхватили стоны кузнецовой собаки, словно по Вершинину пронесся смертельно раненный ветер.
– Что это? – вздрогнул Мытный.
Илиодор приподнял одну бровь, вслушиваясь, стрельнул глазами на меня, потом на улицу. Калитка с грохотом распахнулась, и во двор кузнеца влетел, запыхавшись, яркий как головня Пантерий.
– Началось! – проорал он басом. Я захлопнула рот, осуждающе глядя на черта: с таким выражением лица, как у него, хорошо панику сеять. Он затормозил перед самым Мытным, подняв тучу пыли, подтянул штаны, утер нос и уже более важно, выставив вперед ногу, заявил: – Эта… ну… в общем, началось, – повернулся и ушел с независимым видом.
Я шмыгнула вслед за ним, но, выскочив за калитку, обернулась, сурово спросив:
– Ну, вы идете? Или прикажете ваш дом отдельным кругом ограждать?
– Ох ты, – всплеснул руками Силантий, кинулся к Надиному дому, потом вспомнил про старую собаку, ленивого кота на печи и, наконец, с тоской посмотрел на инструмент, досадливо махнул рукой. – Да ну… – и, по-медвежьи косолапя, бросился к своей любимой ненаглядной Наде.
ГЛАВА 9
Конь дико всхрапнул и шарахнулся в сторону так, что Сашко едва удержался в седле, вонзил пятки в бока и изо всех сил, натянув узду, заорал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151