Хорошо хоть Сашко с Марго-щей не подкачали.
Шишиморкина Зюка, тайком выпущенная из ларя, всю ночь рыскала по лесу, как собака, выискивая следы, и под утро вернулась вся грязная, но довольная, обрадовав всех тем, что «злая бежала, бежала!», и руки ее как веточки махали во всех направлениях, даже под ноги. Сашко, за эти дни научившийся понимать ее, перевел это так, что Подаренка где-то между Березняками и Зарубом.
– С чего это ты так решил? – с сомнением в голосе поинтересовалась Марта, тоже порядком вымотанная приключениями.
– У него целая армия, или банда, не знаю, как обозвать, – объявила Маргоша, единственная во всей компании не потерявшая аппетита и приятного цвета лица. Она сидела за широким столом и плотоядно, с придыханиями, грызла солененькую селедочку, белыми зубами вырывая сочные куски из спины и разжевывая с таким видом, закатыванием глаз и стонами, что невольно у всех, кто ее видел, начинало урчать в животе.
Сашко покраснел, а Маргоша, довольная, засмеялась чувственным грудным смехом, подмигнув Ваську:
– Скоро он у тебя корону твою отберет. Набрал целую прорву ведьминых внучков, и теперь они сидят вдоль всего тракта, до самого Серебрянска.
– Я подумал… – стал смущенно мять шапку Сашко, – не может же она всем глаза отвести.
И он был прав. Всем без исключения Фроська глаза отвести никак не могла. В этом она убедилась еще в Урочищах, когда местный злобный люд пытался сжечь ее в доме ведьмы как убийцу Жабихи, уверенный в том, что это она старуху забила поленом за то, что старая ее наказывала. Насилу ноги тогда унесла.
– Хорек, иглу из мешка вынь, живо! – кричала она, вцепившись Медведю в голову уже двумя руками. Тот выл и мотался всем телом, но, к счастью, пока не мог оторвать от нее взгляда и от этого мучился.
Рогнеда его звала изо всех сил. Она с утра себя чувствовала не лучше Августы, и стоило только раскрыть глаза, как поняла, что сегодня она Ланке с Маришкой не помощница и не защитница. А тут как раз ворвалась Марта, заявив:
– Эй, старая, хватит дрыхнуть! Вон внучки мои уже в дорогу собрались.
Мытный в сопровождении Серьги и Селуяна действительно любезно подсаживал Лану, придерживая стремя. А златоградец пытался втиснуть в кожаную походную котомку самозабвенно растопыривающую лапы Маришку. И, судя по озадаченному его лицу и наглючей морде последней, она и в кошачьем обличье сумела поставить себя так, что парень не решался схватить ее за загривок и, тюкнув пару раз о коновязь лбом, сунуть своенравную животину туда, где ей самое место.
– Знаешь, Марта, – с умилением улыбнулась шаманка, глядя на эту картину, – если я сейчас тронусь с места, то ты одной помощницы лишишься наверняка.
– А внучек моих пусть там сожрут в лесу? – сразу нахохлилась магистерша, встав руки в боки и всем своим видом показывая, что за родных кровинушек не пожалеет даже архиведьмы. Пусть даже потом придется возиться и самой ее погребать.
– Без помощи они не останутся, – поспешила уверить ее Рогнеда. После тяжелой ночи сон не шел, и она, провалявшись час в постели, неожиданно додумалась до того, что нет ничего глупее, чем вот так в лоб сшибаться с молодой да наглой. Ведь мех она для чего-то собрала на болоте.
– Верно! – сразу вспыхнула азартом Августа и кинулась выяснять, за каким столом сидела накануне Подаренка. Осмотрела, обнюхала, чуть ли не вылизала и стол, и лавку, и полы, но в конце разочарованно сдалась:
– Ни волоска, ни шерстиночки! Чтоб ей! – и стукнула клюкой в пол.
– Жаль, – разочаровалась Марта, сразу после слов Рогнеды начавшая лепить восковую куколку. – Чего ж теперь? – повертела она получившегося уродца, которого Августа тут же выдернула у нее из рук:
– Ну раз змеища не получилась, будем делать медведя, – и с легкостью длинными, под птицу стриженными когтями нарисовала получеловеческую мордаху на кукле.
И вот теперь, тяжело наваливаясь полной грудью на столешницу, Рогнеда стонала, не в силах оторваться от бессмысленных восковых глаз куколки. А с другой стороны, до боли закусив губу, в настоящие глаза смотрела, по-звериному подвывая, Подаренка, из последних сил, с надрывом требуя от Хорька заговоренную иглу.
– Да вот же она, вот! – прыгал вокруг братца с хозяйкой тощий Хорек, которого в миру звали Прошка Малой.
Волк смотрел, напрягшись и с интересом, понимая, что кто-то колдовским образом начал метелить их ватагу. У него самого прабабка была ведьмой, так что он давно уже чего-то подобного ожидал и теперь с осторожностью пробовал путы на руках, не то чтоб убежать надеялся, но хотя бы веревку на горле развязать, которую бестолковый Медведь удавкой накинул на шею, а второй конец – на сук, на случай, если дружок начнет бесноваться. А теперь и сам взбесился.
– Давай! – закричала Фроська, требовательно растопырив пятерню, и, едва почувствовав, как игла скользнула в пальцы, с криком и хищно вонзила ее в грудь Медведю: – На!
Рогнеда охнула, схватившись за сердце, а Ефросинья расхохоталась, и так был страшен на ее фарфоровом личике звериный оскал, что все три мужика вздрогнули.
Игла была невелика. Заросшее салом тело Медведя насквозь не пробила, но все равно было больно. Он потянулся, чтобы вытащить серебряную занозу, но тут же получил по рукам.
– Не лапай.
Пояс у Фроськи был широкий, с множеством кармашков и петелек, в которые плотно, одна к другой, были вставлены тоненькие, не больше мизинчика, пузыречки-мензурочки. Ефросинья вынула один из них, выдернула зубами черную пробку и лишь тогда потянула иглу, стараясь сохранить на ее кончике каплю крови. Медведь, очумевший от пережитого, тупо смотрел, как она водит иголочкой в мутной, остро пахнущей жидкости и как от его крови та становится розовой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151