А там – не протолкнуться, отсек был битком набит. Добровольцы, межпланетники, планетологи, любопытствующие пассажиры. Говорили все сразу:
– А пробы? Пробы вы хоть брали? Да? И что?
– На Церере, ты имеешь в виду?
– Ну а мы о чем говорим?
– Да все то же самое – углистые хондриты и клатраты, «нифе» мало. Из чего там строить – не знаю…
– …Ред, дай глянуть! Нет-нет, вон ту! Ага…
– Черт, всю регистрограмму размотал… А? На, держи… Да ты сматывай, сматывай…
– …Нет, разлом доходит до Земли Афродиты, вот досюда, а здесь вот… нет-нет, здесь – да что ты мне говоришь! Я же знаю… Обнажения суперские, классные просто – дунит, гиперстеновый пироксенит, эклогиты…
– О-ля-ля!
– Заметь: те же глубинные ультраосновные… слышишь, что говорю?
– …Ой, да согреем мы этот Марс! Подумаешь… Разговору больше.
– Думай, что говоришь! Это ж тебе планета, а не банька!
– Пф-ф! Подумаешь, планета! Да хоть две планеты!
– …Это только так кажется, что «Бора» велика. Внутри-то тот же ионолет – смотреть не на что…
– Ну, ты как скажешь! Рейсовик есть рейсовик. Целый километр в длину – это тебе не что-нибудь!
– Это ж Виджай, ему лишь бы поспорить! Сам же видел, какая там «юбка» – полкилометра в растворе!
– Во-во! А в длину эта «макси», считай, метров семьсот, даже семьсот пятьдесят! И что от самого корабля остается? Фиг да маленько! Ну, метров сто от силы…
– Да?! А двести пятьдесят – не хочешь?!
– Ну, двести пятьдесят…
Жилин отодвинул дежурного диспетчера, чесавшего язык со всеми за компанию, и повелительно сказал:
– Проходите на палубу, не стойте! Чего зря толкаться?
Ребята и девушки, звякая и цокая по магнитному полу, протиснулись в помещение с куполообразным потолком. Галдеж почти прекратился, и все посмотрели на Жилина, парни – выжидающе, девушки – с интересом. Глеб непринужденно улыбнулся.
– Меня зовут Жилин, – представился он, – Глеб Жилин. Я – главный киберинженер проекта и ваше непосредственное начальство. По всем вопросам обращайтесь ко мне.
Толпа зашумела.
– Все тут, никого не забыли? – повысил голос Жилин. – Корелли… Алишеров… Ивернева… Никольский… Черняк… Соловейчик… Так, вижу… Сугорин… Свантессон… Вижу, вижу… А Шимшони где?
– Здесь я!
– А, извини, Яэль… Завьялов… Быстров… Вожжеватов… Я правильно назвал? Ага… Вот тебя не помню.
– Морган, сэр! Тимофеем звать!
– Из Джакоя? Ясненько… Все, что ли? Что-то мало вас…
Раздались голоса:
– Щас еще придут!
– А Танька с Катюхой где? Где? Скажите им, чтоб сюда шли!
– Вон Родин еще!
– Вылазь, вылазь давай!
Стесняясь, из толпы вышел Антон Родин. Голова у него была обрита наголо.
– Антон Родин, – сказал он с ноткой нерешительности, – стажер.
– Ну и как, стажер? – улыбнулся Жилин. – Дозвонился до… одного человека?
– Дозвонился… – засмущался Антон.
В толпе никто ничего не понял, только Марина хитро улыбнулась и что-то прошептала на ухо бледненькой Рите Иверневой. Рита поджала губки, боясь засмеяться.
– Не вижу Гупту… – заозирался Жилин.
– Ты где, Виджай?
– Да вон он, в «малинник» забрался!
– Тут я! – поднял руку смуглый парень приятной наружности. Он покосился на стайку девушек и сказал, соображая: – Получается, все девушки будут работать на Базе?
– Получается, – улыбнулся Жилин.
В толпе зашумели. Слышались возгласы:
– Ничего себе! Так нечестно!
– Гунилла, ты-то хоть с нами?
– С ними!
– Предательница!
– Не, вы как хотите, а я перевожусь на Базу!
– А то никакой жизни!
Из «малинника» звонко утешили:
– Ничего, будет и на вашей улице праздник!
– Когда перевернется «КамАЗ» с печеньем… – добавил кто-то после короткой паузы.
Тут лекторский голос Йенсена покрыл веселый шум:
– Добрый день, господа! Здравствуйте!
Толпа расступилась, и Ларс Юлиус Йенсен, лауреат Большой премии Яна Амоса Коменского, лауреат Геродотовской премии, профессор Ладожского университета, директор Петербургского института планетологии, почетный доктор Кембриджского университета и действительный член Всемирной де сиянс академии, оказался в середине круга. За ним выдвинулся высокий, стройный африканец, сложенный, как равнобедренный треугольник, и симпатичный по европейским стандартам – губы у него были не так чтобы тонкими, но и не вывернутыми, нос – вполне прямым, а все лицо – длинным. В общем, не совсем африканский фенотип.
– Знакомьтесь, господа! – торжественно провозгласил Йенсен. – Габа Оле-Сенду, штурман корабля «Бора»…
Глаза бваны Оле-Сенду выпучились абсолютно по-африкански.
– Худжамбо, бвана афанде! приветствие старшего по званию (суахили).

– возопил он, да так, что Йенсена, бедного, шатнуло, и ринулся к Жилину. – Х'веве? Это ты? (суахили)


– Сиджамбо, Габа! – ответил, посмеиваясь, Жилин и попал в объятия здоровенного масая. – Сикуона веве тангу замани! Давненько не встречались! (суахили)

– выдавил он.
По толпе пронесся шепоток.
– Мой командир был! – похвастался Габа хмыкающему Гирину. – Мы с ним и с нукерами Мехти-хана дрались, и штурмовикам Чанга жару дали – помнишь, на Таити? О-о, а как интернацистам всыпали – до сих пор вспомнить приятно! У моего афанде орденов больше, чем пуговиц на блейзере!
– Габа… – пристыдил Жилин разошедшегося штурмана. – Что люди подумают?
Толпа шумела с одобрением.
– Везет же Габе! – добродушно прогудел Гирин. – Вон, как огурчик! А тут… – Он помассировал мешки под глазами. – Что лыбишься?
– Ликую бо! – радостно вскричал Габа. – Скорблю о нищих телом, ибо не дано им вкусить утех невесомости!
В толпе начался хохот.
– Юрод… – буркнул Гирин. – Ладно, пошли! Мы еще техконтроль не закончили… Пошли, пошли!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139