Впрочем, об этом как-то не думалось, головы другим были заняты. А когда уработаешься, валишься и спишь. Час или два – насколько совести хватает. Встаешь – и по-новой. Меняешь воду в ванночках с водорослями, отжимаешь эту противную высокобелковую слизь – розовую батиэлловую или хлорелловую, зеленого цвета. Утепляешь борта. Металлизируешь пробоины и трещины, затянутые смолопластом. Делаешь из электронного дерьма– разбитого, полурасплавленного, некомплектного – конфетку в виде передатчика. И чем больше проворачиваешь дел, тем больше работы наваливается – не продохнуть. Автономный энергоблок сохранился лишь один – в медотсеке. Решили свет экономить – перебрались в каюты на четвертом уровне и отсеклись. Четвертый – это если сверху считать, как положено, но от верха давно и пыли не осталось…
Лампы повключали через одну и вполнакала, температуру снизили до шестнадцати градусов во всех каютах, а в коридоре, кольцом охватывающем центральный ствол, – до плюс девяти. Перетащили со всех ярусов теплые вещи и продукты – запаслись на неделю, не меньше. А вот с водой была напряженка…

* * *

– Сколько здесь? – Эдик постучал костяшками пальцев по водяному баку емкостью три тонны. Таких на корабле было пять.
– Тридцать девять литров, – вздохнула Настя, – мы уже мерили. Чистая, хорошая вода, но… на тридцать человек… Даже до послезавтра не хватит.
– Ничего, – сказал Эдик жизнеутверждающе, – что-нибудь придумаем!
Он обвел глазами холодный камбуз. Здесь ничем «таким» не пахло. Киберкухня, белковый синтезатор, окна линии заказов – все растворялось в угрюмых багровых тенях, трепещущих в такт мигавшим красным лампочкам под сводчатым потолком.
– А сауна?
– Там пробоина, – вздохнула Настя. – Всю воду вынесло.
– Как назло все…
– И не говори…
– Надо будет наружу выйти, посмотреть – лед, может, где есть?
– И я!
Эдик противиться не стал – побоялся. Вернее, не захотел портить отношения – вожделение правило им даже при девяти тепла…
– Посмотрим, – сказал он дипломатично и покинул кухонный отсек.
В коридоре, громко клацая магнитными подковками, к нему подошел Вася.
– Там отказываются работать! – сообщил он. Вид Вася имел встрепанный – надо полагать, отказ сопровождался рукоприкладством.
Эдик даже вздохнул с облегчением. Наблюдая, с каким подъемом, в едином порыве работают люди, как проживают они первый день на астероиде, словно большая дружная семья, Иволгин все ждал срыва, памятуя, что редкая фамилия обходится без урода. И вот дождался. Нарыв созрел.
– Неработающие? – спросил он, отряхивая руки.
– Студенты! Заочники с Весты. С сессии они, что ли…
– А ну, пошли, – воинственно сказал Эдик. – Кленин! Пошли тоже.
«Бунтовщики» занимали четырехместную каюту за медотсеком. Дверца ее была полуоткрыта, из широкой щели ревела музыка, мелькнуло чье-то бледное лицо, несколько голосов вперебой осведомились, кого там еще черт принес, но если с собой прихватил, тогда ладно…
– Заходи! – крикнул одинокий голос.
Эдик зашел и огляделся. В каюте было не продохнуть – табачный дым висел сизыми пластами, не смешиваясь. Двое с маленькими усиками горланили что-то разухабистое, а третий, остролицый и худющий, лихо опрокинув стаканчик, крякнул и, сосредоточенно сопя, полез вилкой в банку термоконсервов.
Посреди каюты стоял длинноносый человек с припухшим лицом. Он назвался Аркадием Ильичом и с ходу начал жаловаться: не жизнь у них, а черт-те что, вечно одно и то же… Опять начальство не досмотрело… не додумало… проморгало… не учло…
Эдик подошел к кристаллофону, надрывавшемуся на распахнутом баре, и вырубил звук.
– Вам что было сказано делать? – резко спросил он.
– Ак-кумуляторы собрать… – пробормотал длинноносый.
– Так чего вы ждете? – с напором продолжал Эдик.
– Эй, – прогундел один из певцов и рыгнул, – а ну, быстро включил музон!
– Заткнись, – бросил Эдик, не оборачиваясь. – Вот что, хулиганы-тунеядцы, или вы работаете, как все, или – вон скафандры и марш отсюда! Вас тут никто не держит! Наверху целый ярус свободный – там вас никто не будет напрягать!
– Привыкли, что за них все дядя сделает! – пробасил Кленин и шагнул в каюту. – А насвинячили…
Кленин, брезгливо морщась и бормоча что-то неласковое, отсчитал четыре автоном-комплекта и бросил на маленький столик перед полукруглой тахтой, где неуверенно покачивалась парочка певчих.
– Нате, вот! Тебя подождать? – спросил он Эдика.
– Да нет, чего тут двоим делать?
Кленин вышел и образовалось много свободного места.
– А если я не захочу «марш отсюда»? – лениво протянул остролицый, явно нарываясь. Иволгин поднял взгляд. Осмелели1
– Вытолкаю, – раздельно сказал он. – Дам пинка под чад, и люк заблокирую, чтоб не воняло.
Гопкомпания обступила Иволгина. Аркадий Ильич, издевательски улыбаясь, поднял автономкомплект, покачал в руке и небрежно бросил на загаженный пол – АКЛ опускался медленно, как под водой. Эдик спокойно, будто так и надо, поднял скафандр и небрежно бросил обратно на столик. Затем резко обернулся и уложил длинноносого ударом лянцян – костяшками пальцев в кадык. Аркадий Ильич еще падал, когда Эдик саданул локтями по ребрам парочке выпивох, и тут же врезал остролицему – банальным приемом «кулаком в морду». Положив руку на карман с кобурой, Иволгин сказал с нажимом:
– Одевайтесь1 Работа не ждет.
Первым собрался длинноносый Аркадий Ильич. Боль отпустила его, он натужно сглатывал и тер слезящиеся глаза.
– Я пойду, конечно, – сипло прошептал он, – но я тебе еще это припомню!
Нахлобучив на голову шлем, Аркадий Ильич выскочил в коридор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139