Но если Гереро подойдет, когда он будет изображать скалолаза… А что делать? Если дается шанс, его надо использовать.
Где-то позади шаркнула по камню подошва. Жилин подпрыгнул и вбил в щель крепко сжатый левый кулак. Затем подтянулся, уцепился за край пальцами правой руки, разжал кулак и постепенно, сантиметр за сантиметром, пополз вверх. Извернулся и просунул в щель здоровую ногу, подтянулся, ухватился левой рукой за край.
Он слышал стук осыпающихся камней внизу и приближающиеся шаги. Быстрее, быстрее! Кровь уходит, и силы, и время! Жилин рванулся вверх, перебросил через край ногу и заполз на плоскую вершину утеса. Он мельком увидел внизу «голема», перекатился, и тут же прошипел лазер. Луч расшиб камень в том месте, где только что был он. Его провели. Это кибера шаги он слышал, когда взбирался на скалу, а не Гереро!
Жилин, тяжело дыша, поднялся на одно колено. Затем он увидел сапоги Гереро. Руку в желтом, поднимавшую лазер. Злую усмешку, дергающую губы. Кружочек дула, крохотную норку Смерти.
Жилин подтянулся на одной руке, помогая ногой, и с громадным облегчением оперся спиной о скалу. Как это бывает? Вспышка, боль, и все. Хотя нет, лазерный луч ему не увидеть – уж больно тот скор… В последнем усилии Жилин напряг толчковую ногу… и увидел тонкий зеленый луч. Он прошил грудь Гереро и погас. Потом только микрофоны донесли шипение выстрела.
Гереро застыл, приподнявшись на носки, потом завалился набок. Тонкая корочка лавы под ним проломилась, и экс-директор с визгом полетел в колодец.
Жилин медленно, борясь с болью, повернулся. На него смотрели крохотные, тусклые глазки Сегундо, опускавшего левый манипулятор со встроенным лазером. Глебу перехватило дыхание. Каждый вдох отдавался болью. Жилин медленно поднялся, покачнулся и пошел, шатаясь, подволакивая ногу, к роботу. Но так и не дошел.

* * *

…Первое, что увидел Глеб, очнувшись, это белые стены реанимокамеры. Слабость тормозила мысли и ощущения, но он таки смог изломить губы в улыбке, разглядев зареванную Марину. Запахнутый халатик девушка удерживала на груди руками, слезинкой дрожала мольба, и вдруг глаза просияли сумасшедшей радостью.
– Живой! – простонала девушка и стала гладить грудь Жилина, шурша ладонями по тампопластырю. Глеб грелся рядом с этим теплым, родным, мягким, гладким, шелковистым, и чувствовал, что ледяные глаза влажнеют. – Живой, живой… – бормотала Марина. По мокрому лицу ее текли слезы, а она улыбалась, снова и снова прижимаясь к любимому, целуя его колючие щеки, его сильную шею, дотрагиваясь губами до глаз.
– Привет… – прошептал Глеб. – Я вернулся…
Пушистые волосы Марины приятно скользнули по его коже, облепленной датчиками. Девушка прижалась к Глебу, потом поцеловала – от нее пахло ромашками и снегом. Она была мягкая-мягкая, ласковая-ласковая, и Глеб теперь ничего не видел, кроме ее заплаканного прекрасного лица.
– Мой котик… – прошептала Марина. – Мой зайчик… Моя рыбка золотая…



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139