Вместе они тащили длинный пластмассовый ящик.
Стажеру было очень стыдно, но биология перевешивала в нем социологию. Стажера неудержимо клонило в сон. Тепло и тишина, мягкое кресло и порция «капустовки» – все сложилось. Упали веки, и Антон – брык! – вошел в фазу быстрого сна. Ему снились какие-то гигантские роботы, с энергобашню величиной. Они изображали из себя перерабатывающие комбинаты и одновременно гнались за поездом. Антон ехал в самом хвосте состава, в последнем вагоне. Вышел зачем-то на заднюю площадку, протянул руки, ухватился за проплывавший светофор… Его плавно снесло с поезда, покрутило вокруг столба… Поезд уходил, заворачивая за холм, а роботы все ближе и ближе… Гремят, стучат, качаются… Один синий, другой еще какой-то…
– Руки на затылок! – проревел синий колосс. – Лицом к стене!
Стажера медленно выносило из сна. Наплывали стены отсека, неясные формы очерчивались узнаваемым инвентарем гермокупола. Антон вскочил, шатаясь со сна и понимая, что происходит несчастье. Неловкими руками напялив шлем, он нашарил на поясе пистолет-парализатор. Красно-лиловая вспышка осветила коридор, пронзительное шипение ударило по нервам, как резкий ночной звонок, неожиданный и пугающий.
– Стоять!
– Беги, Инга, беги!
– Буду стрелять!
– Сволочь!
Вой плазмы, грохот падения, крик боли и страха. На пороге гермокупола выросла громадная фигура, закованная в тяжелую броню. Пурпур-исполнитель (а кто бы еще это мог быть?) сильно пригнулся, переступая комингс, и Антон, не думая, руководствуясь неким древним рефлексом, дважды выстрелил по черному лоснящемуся шлему БК. Пурпур как стоял, так и упал, звонко стукнувшись о пол головным сегментом. Постоял в исходном положении перед кувырком и завалился набок.
– Отходим! – послышался в наушниках голос Жилина. – Георгий, к агрокуполу! Наташа, Инга, Зина! Быстро, быстро! Антон!
– Я! – крикнул стажер.
В коридоре скрестились голубые лучи ПП, зеленые и красные – дезинтеграторов. Горячие выхлопы парализаторов глушились раскатистым воем лучеметов.
Антон вырвал из рук иммобилизованного пурпура плазменный излучатель «Мьелнир», поставил на боевой взвод… и тут его словно окунули в черную замерзающую воду. Отрезало все звуки, тело сковало, будто льдом. Закольцованная, кружилась последняя мысль: «Аварийный люк… в спину стрельнули… аварийный люк… в спину… аварийный…» Крутнулась думка краешком гаснущего сознания и смерзлась.

Первое, что почувствовал Антон, очнувшись, была тряска. Потом лопатки его ощутили нечто большое, мягкое и выпуклое. Фиолетовая капуста. Глаза устремились вверх, к багровым тучам, несущимся в высоте наискосок. Стажер судорожно вдавил ладони в дрожащий склон – ему показалось, что он скатывается с горы. Но пальцы ощупывали упругий рубчатый пол. То плавно, то резко качались высокие борта. Он сидел в песчаном танке. Полкузова было загружено фиолеткой, а чтобы кочаны не катались «тудым-сюдым», под них подбили колодки. У борта, уныло качая шлемом, сидел Оскар. Его пыльный сапог почти касался черного бронескафандра, согнутого буквой «Г». Исполнитель вытянул ноги в толстенной, четко сегментированной броне, а спиной прижался к кабине. Он не шевелился. Лучемет, лежавший у него на коленях, был наставлен на Оскара. Спросить, не спросить? А, хуже не будет!
– Оскар! – тихо позвал Антон. Фигура в спецкостюме вздрогнула, повернулся пыльный шлем.
– Где все?
– Ушли! Успели…
– Не разговаривать! – залязгал исполнитель. Дуло лучемета дернулось, поглядело на Антона, на Оскара и со стуком вернулось на место. А стажер повеселел. В теле жила слабость и дрожь после стан-излучения, но дух окреп. «Наши ушли!»
Танк покатился с горы, глухой шум песка, бьющего в днище, сменился тарабанящим градом камешков. За гермокабиной поднялись прыгающие агрокупола, окрашенные рассветом во все оттенки красного. Ломаная линия Изиды четко делила небо и грунт, и лишь в одном месте скалы светились размытой алой полоской – вставало Солнце. Почему-то здесь, на Марсе, язык не поворачивался назвать светило с маленькой буквы. Звезда все-таки…
Высокие борта то загораживали вид, то открывали его. Пологие песчаные холмы, неотличимые от них внешние скаты кратеров… Сажные глыбы, густо усеявшие неяркий оранжевый песок… Удивительно даже – из космоса краски такие насыщенные, а на поверхности все размывается…
Буря усиливалась. Плотные волны газа, шебурша пылью, ощутимо дули в борт. По пустыне мело, безугомонный ветер гнал туманные полосы, закручивал вихорьки, порой весь Марс терялся в пыльном шатании.
Антон стал готовить себя к подвигу. Жаждал вкусить героических будней. В воображении даже мелькнула картинка, исполненная строгого достоинства и скорби: «Награждается посмертно…» Фу-ты, чепуха какая! Он представил себя крадущимся вдоль коридоров Соацеры… Метко отстреливающимся от вражьих сил… А потом он подходит к Яэль – она стоит у окна, вот так, к нему спиной, – он обнимает ее… Антон вздохнул. Вечно у него одно на уме… Так, правильно, если они ходят, крутят… То Яэль, то Наташа, то эта… Инга. Вот и идет на ум…
Малая сила тяжести делала сносным сидение на твердом, и Антон задремал. Ему что-то даже приснилось. Танк тряхнуло, и он открыл глаза. Посмотрел на клевавшего носом соседа – марсианская заря расцветила Оскаров шлем в малиновые тона – и словно очнулся. Бежать надо, бежать! Надо. Но не сейчас. Слабость такая… Антон попробовал сжать пальцы в кулак, и у него ничего не получилось. Станнер совершенно лишил его сил. Что-то пихнуло его под правую руку. Антон посмотрел вбок, не поворачивая шлем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139