Походя на дым, она не была дымом – уж слишком плотными, ощутимо весомыми казались завихрения тучи. Она шевелилась как живая, перетекала снизу вверх и сверху вниз косматыми роями, по ним сновали синие иголочки разрядов, словно пытаясь сшить разрывы. Туча вспухала и опадала, бугрилась и дырявилась, открывая засиженные стены. И все это в полной тишине, будто за толстым стеклом.
– Межзвездный планктон… – бормотал Мохов. – Вакуумные организмы… Да они же сожрали весь воздух!
Профессор ринулся к ближайшей каюте, затарабанил по двери – ответный стук отдался в ладонь. Мохов даже придержал створку, испугавшись, что ее откроют.
– Живые! – облегченно сказал он.
Кленин с чувством выматерился.
– Это небелковая жизнь, – говорил профессор, проталкиваясь сквозь живую тучу. – Мы исследовали скопления спор возле колец Сатурна… Их туда солнечным ветром относит…
– Короче, Склифософский, – оборвал его Кленин, – скажи лучше, чем эту дрянь вывести?
– Водой! – с готовностью ответил Мохов. – Вода для этих неорганических существ – чистый яд.
– На камбуз! – скомандовал Эдик.
От кастрюль и ковшиков отказались сразу – в безвоздушье вода моментально выкипит и толку не будет. Кардинальных решений, то есть быстрых и эффективных, было два – парогенератор и опрыскиватели, которыми пользовались в оранжерее. Эдик порадовался, что не оставил их, а притащил в обитаемые отсеки, памятуя, что в хозяйстве все пригодится. Пригодилось!
Мохова оставили на камбузе мастерить электрокотел, а капитан с карго-мастером вооружились оранжерейными влагораспылителями и двинулись в бой. Закачав из крана «холодный кипяток», они опробовали свое оружие. Водяная пыль разила межзвездный планктон наповал, прорежая его и сея тончайшую коричневую пыль. Туча заволновалась, завертелась черной метелью, то сбиваясь в кучные скопления, то просыпаясь сажей.
Эдик с Клениным прошли пол-отсека, заправились водой и снова окунулись в угольную муть.
– А ну-ка, мне дайте!
Мохов, держа в руках парящий агрегат, помесь пылесоса с чаеваркой, открыл вентиль. Тугой белый пар забил, перемешиваясь с черными клубами, в бурый туман. Посыпалась коричневая пыль, слипаясь в комки и тут же сублимируясь. Сапоги скользили по бурой парящей жижице.
Минул еще час, прежде чем «биозачистка» перешла во влажную уборку. Эдик, Мохов и Кленин, все еще в скафандрах, соскребали коричневую грязь. Подтирали влажной, стремительно сохнувшей тряпкой, сносили дохлый вакуумпланктон в герметичный контейнер для образцов, обильно потели, сильно пыхтели, крепко ругались. И беспрерывно тревожились – все ли укрылись в каютах? Хватило ли кислорода в аварийных комплектах? Неизвестность мучила. Эдику хотелось постучать в Ксенину каюту, но как убедиться, что тебе ответила именно Настя?
Полуживые от усталости «водовозы» разогнулись у кессона. Коридорный отсек сиял.
– Откры… вайте… воздух… – сказал Мохов, отпыхиваясь. – А я… пока… вынесу это…
Эдик помог ему занести нетяжелый, но громоздкий контейнер с «этим» в кессон, закрыл за профессором дверь и поскакал за Клениным. Карго-мастер уже запустил циркуляционную систему – на ситечках климатизаторов затрепетали наклеенные полоски пленки. Эдик подключил оба регенератора и открыл подачу кислорода. Давление стало подниматься – ноль и один, ноль и две, ноль и три… С ума сойти, до чего же медленно! С превеликим трудом стреножив свое нетерпение, Эдик подошел к дверям каюты, где жили Ксения и его Настя. Ноль и шесть, ноль и семь… Он раскрыл бронекостюм и выбрался из него. Потному телу стало зябко. Ноль и восемь, ноль и девять… Можно. Перестав дышать, Эдик постучал.
– Настя! – Голос его сорвался. – Ты здесь?! Ксень, Настя у тебя?!
Двери зашипели, уравнивая давление, и разъехались. Через комингс перепрыгнула Настя. Она ревела, срывая с себя мягкую кислородную маску. Эдик схватил девушку и крепко обнял, отрывая от пола. Настя поджала ноги. Она всхлипывала, судорожно вздыхала и терлась носом о его плечо с погоном инспектора СОП.
Какая эта жизнь странная, думал Эдик. Две недели назад он даже не подозревал о существовании Анастасии Селезневой, сервис-инженерини с БОП. А теперь она ему стала родной… И это ощущение сильнее всякого биологического родства, прочнее его, ибо происходит от любви, а не силою невольного сожития.
Щелкали фиксаторы дверей. Голос к голосу прибавлял нервической радости и шуму, который есть выражение жизни.
– Ленка, выходи! Все кончилось!
– Слава богу! Я так боялась!
– Мари! Мари!
– Капитан! Что бы мы без вас делали! Ума не приложу!
– Мари… Мари…
– Какой-то кошмар, честное слово!
– Жизнь дается дважды, это точно!
– Трижды, Вальтер, трижды!
– Мари, я уже бояться начал…
Запел сигнал.
– Я открою! – заспешил Кленин.
Эдик кивнул и поцеловал пушистые Настины волосы. Они пахли по-детски, мылом «Земляничным»… Внезапно шум стих. Эдик обернулся. В дверях стоял рослый, сухощавый человек с твердостью в лице и резко-синими глазами. Из-под шейного выреза скафандра проглядывала черная форма евразийского космофлота, с серебром на погонах, нашивках и магнитных застежках. Из-за плеча офицера КФ светился Мохов. Кленин почему-то стоял навытяжку, по стойке «смирно».
– За нами… – выдохнул Мохов, набрал воздуху и договорил: – Прилетели!
– Флагман Славин, – представился офицер в черном. – Честь имею.

С праздника Эдику удалось сбежать. Конечно же, сначала он станцевал с Настей и не смог отказать Ксении, а уж потом, когда проводил обеих девушек и посадил на борт продовольственного танкера, присланного с Цереры-Главной, улизнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139