Тем самым цена будет ниже, ну и, как ты говоришь, качество лучше. Ладно?
— Давай завтра проведем кастинг среди новых и попробуем развести шоу заново миксом, вдруг действительно получится, — согласилась я.
Сморчок оказался прав. Шоу «Восточная ночь» стало очень популярным в дешевых клубах и домах отдыха, которым вроде бы нужно что-то показывать, а достойного бюджета на это нет. Благодаря усилиям Сморчка и его жадности, мы получили заказы на три месяца вперед, а в выходные дни — по два мероприятия за ночь. Это был аншлаг. И теперь для перевозки своего нового и старого состава, стилистов, коллекций и реквизита мы нанимали автобус и приезжали как цирк-шапито.
Вообще у этого неординарного человека было интересное прошлое и такое же, наверное будет, необычное будущее.
Сморчок закончил наше Вагановское училище, хореографический (разумеется, гейский) факультет, и отправился в Германию на постановочные работы и за большими прибылями. Бухал он там часто и много, поэтому его быстро выперли на родину, но его роман с нацистом-геем не давал им обоим покоя: Сморчок летал к нацикам по туристической визе. После пьяной выходки на трапе самолета в аэропорту Франкфурта, где он кирной в стельку заорал: «Гитлер капут» и упал на стоящего впереди него порядочного немца, его депортировали вчистую, занесли в черный список, и отказали в получении туристической визы.
Он поплакал, побухал пару месяцев и решил обустраиваться в городе детства. Здесь он встретил любовь, «крокодила» — свою будущую жену — темпераментную особу, в длину и в ширину превышавшую его в два раза. Она имела двух сынков (дубин стоеросовых) и квартиру на первой линии Васьки. Дама сыграла на его страсти к халяве и предложила жениться на ней, продать свою квартиру и пожить пока у нее. Потом продать и ее квартиру, а на полученные средства улететь на историческую родину в Израиль и получить там политическое убежище. Сморчку чрезвычайно понравилась эта идея. Израиль страна теплая, деньги за границей зарабатывать проще и еще много всяких положительных факторов. И он, дурак, согласился на все. И вот уже двенадцать лет Сморчок с «крокодилом» уезжают в Израиль, и все никак не уедут, потому что она туда вовсе и не собиралась. А собиралась она замуж. А что может быть лучше мужа-гея, который еще и готовить умеет? Сморчок тосковал, плакал, квасил по-черному и, наконец, решил заняться модельным бизнесом. Создал свое агентство, раскрутил его, и тут появилась я...
В тот вечер, уходя от него, я задала мучивший меня вопрос о «правиле двоих»:
— Слушай, а почему ты от супружницы не уходишь, если называешь ее «крокодилом» и терпеть не можешь?
— Тихо ты! Что шумишь? Детки услышат, — и он наклонился ближе к моему уху. — Невозможно быть одному, всегда нужно, чтобы кто-то был рядом. Хорошо, конечно, когда это родной тебе, по духу близкий человек. Ты заботишься о нем, а он заботится о тебе. Одинокий человек — несчастный человек.
— И что, все равно о ком заботиться?
— Есть такая вещь, как привычка, и ты еще слишком молода, чтобы это понимать.
Да и действительно, «стою на асфальте я в лыжи обутый, то ль лыжи не едут, то ль я ...» Наверное, я ничего не понимаю в этой жизни.
Наступило абстрактное завтра, а потом такое же послезавтра, а вопрос оставался открытым.
Я приехала в университет на утреннюю репетицию этюда «Глубокие родственники» по рассказу Токаревой. Сейчас, репетируя отрывки, мы вспоминали жуткие времена, когда нас заставляли есть воображаемыми ложками воображаемый суп. Ромашка сияла на сцене в роли главной героини Токаревой, чье произведение ставил ее любимый мальчик и наш однокурсник по кличке Запекиш.
С Запекишем у Ромашки был роман с первого курса, и они везде тусовались вдвоем, даже на сцене играли пару. Ромашка была с ним не потому, что любила его, а скорее оттого, что не могла находиться одна. А он был с ней потому, что на всех студенческих пьянках все разбивались на пары.
— А иди к другому, он хороший, и у вас обязательно все получится, — была реплика Запекиша.
— Но как? Ведь я не люблю его, а он не любит меня, — вздыхала Мышка.
— Зато когда-нибудь, может быть через десять лет, мы станем глубокими родственниками, — многозначительно произнес Михей.
И финальная сцена по гениальной задумке режиссера заканчивалась семейной фотографией двух пар, которые через десять лет стали «глубокими родственниками». Запекиш и Ромашка улыбались в центре сцены, а по сторонам их стояли изображавшие тихое семейное счастье Мышка и Михей.
— По-моему, какая-то фигня получается! Давайте еще раз. Все ушли со сцены. Ромашка и Мышка заняли свои места.
И точно, Запекиш прав. Что, кроме фигни, может получиться из отношений ради отношений, ради того, чтобы когда-нибудь стать «глубокими родственниками»?
У меня заиграл мобильный, и мастер нашего курса строго посмотрел в мою сторону. Я вышла за дверь.
— Привет, ты сегодня идешь на презентацию «Красного журнала» в «Палкинъ»?
— О, черт, я совсем забыла! Конечно, надо идти.
И я договорилась о встрече перед презентацией с работающей у меня моделью Ди. Она снималась в рекламе «Мегафона» и была победительницей конкурса «Красавица Петербурга». Маленькая непоседа, которая всегда была в курсе всех питерских тусовок, поэтому, если за работой я что-то забывала, Ди любезно напоминала мне и привозила приглашения.
Я позвонила Аньке, потому как не успевала заехать домой и взять dress cod — какую-нибудь вещь красного цвета. Анька любила этот агрессивный цвет, и поэтому у нее всегда можно было стрельнуть что-нибудь подходящее. Я договорилась с ней встретиться в кафе «Стокманна».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102