«Так, минус пятьсот долларов», — вздохнула я и, поздоровавшись с уже родными охранниками, вошла в клуб.
В зале суетился, вытянутый как струнка, худой Сморчок. В одной руке у него, как всегда, дымилась сигарета. Это был единственный человек из моего окружения, который перещеголял меня по количеству употребляемого в сутки никотина.
— Ну и где ты была?! Тут столько дел, сейчас подъедут «очечники», а половины девочек еще нет. Я тут лохушек из модельной школы нагнал, пусть массовку создают. Сейчас после занятий сразу приедут. Ой — ужас — ой!!!
Кино Сморчка напоминало одну большую массовку, где актеры измерялись килограммами.
— Привет. В той стране, где ты воспитывался, здороваться было не принято?
Я положила сумку за столик, где лежал его портфель, и села на стул, чтобы внимательней оценить понесенные убытки. Да, туфли безнадежно испорчены — обидно. «В каждой работе есть издержки, и вообще никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь», — успокаивала себя я.
— Ну что ты там сидишь, что? Поднимись в диджейскую, обговори с ними музыку. И позвони этим чертовым близняшкам. Где они шляются, сучки еб...е? Ой, ужас-то, какой ужас!
Он пронзительно вытягивал гласные буквы — «у», «и», «о», что делало его речь кричаще-жужжащей. Рубашка в мелкий цветочек с короткими рукавами, выпущенная поверх брюк, оголяла его тонкие безволосые ручонки.
— Сережа, добрый вечер! — крикнула я, подняв голову и не вставая с места, в сторону диджейского пульта.
— И вас туда же! — послышался ответ.
— Поставь нам Yellow и включи поярче прожектора.
— Слушаюсь!
— Вот жопа ленивая! — возмутился Сморчок.
— Зачем вставать, когда все и так делается, — возразила я и отпила минералки из его сокровенной бутылочки, набирая телефон легендарных близняшек.
Любимые модели Алены Ахмадуллиной были горячо обожаемы не только в Питере, но и в Москве. На их лицах, как на белых полотнах, стилист мог рисовать все, что угодно, и всегда получались яркие образы, а безупречные тела 90ґ57ґ90 и профессионализм моделей-близняшек делали их незаменимыми на всех крупных показах. Девочек выбирали абсолютно на всех кастингах. Поэтому Сморчок сейчас так нервничал.
— Алё, вы где? — Я не знала, как их отличать, а тем более по телефону, поэтому обращалась к ним на «вы».
— Уже здесь, в туалет зашли.
Через две минуты в клубе появились две худышки в красных кедах, джинсах и одинаковых кофточках.
— Вы что?! — заорал Сморчок. — Где туфли, юбки, макияж? У нас кастинг на рекламу очков, а вы в красных кедах приперлись — еще б красные колпаки нацепили.
— Не боись, все равно нас выберут, — обронила Оля... Или Яна?
И оказалась права. Их действительно, как всегда, выбрали.
После кастинга Сморчок перекинул через плечо свой модный портфельчик, и мы отправились в «Магриб».
— Ну что, пройдемся по Невскому?
— Пошли!
Я зашагала в испорченных туфлях в унисон со своим партнером-голубком. Ну и что, что голубой, зато с ним можно поговорить на разные животрепещущие женские темы.
— Слушай, я, конечно, старая проститутка и не знаю слов любви, но мне кажется, тебе нужен настоящий мужик, а не этот «ни рыба ни мясо», в которого ты по уши втюхалась!
— А ты откуда знаешь?
— Я всегда все знаю. Ты что, желаешь его заполучить? Так нет проблем. Ты думаешь, почему он ушел от жены? Потому что та сидела дома, ни хрена не делала и только плешь ему проедала, — со знанием дела произнес Сморчок и жадно глотнул из только что приобретенной бутылки пива. — Теперь у твоего героя женщина-домохозяйка ассоциируется с трутнем, а поскольку ты — полная противоположность, то, следовательно, все козыри у тебя. Пускай он забавляется с модельками, а ты терпи и жди — все равно к тебе вернется.
— Интересная у тебя теория. Только он меня частенько с собой на блядки приглашает. Типа третий — не лишний, третий — запасной.
— Так это ж запипись! Вот мы и нашли у него больное место, просто нужно этим воспользоваться!
— Так его и искать не надо было, оно всегда имелось, — прервала я поток его тупых умозаключений.
— А, между прочим, в сексе втроем ничего плохого нет. Ты пробовала? Нет? А говоришь!..
Вот за такими милыми разговорами мы и доковыляли до «Магриба».
Не успев войти в гримерку, я услышала доносившиеся из нее вопли:
— Да ты, вообще, кто такая? Хочешь сказать, что ты модель? Да ты не модель, а просто чмо!
— Если еще раз откроешь свой хавальник, я вот этим каблуком тебя так разукрашу, что не один хирург не починит!
— Да вы что, с ума посходили! — заорала я, обалдев от увиденной картины. Напротив друг друга стояли разъяренные Анька и Катька, готовые вцепиться друг другу в глотки. Я схватила за руку Аню и оттащила ее в сторону.
— Ань, ты что? Что случилось?
— Да я хотела надеть это платье, вышла кофе попить, прихожу, а эта овца его натянула и не снимает.
— Я понимаю, что Катька — дура, а ты-то что, Ань? Ну, вообще...
— Машенька, — обратилась я к третьей девочке, находившейся в гримерке, — ты не дашь Анютке свое платье? И надень, пожалуйста, то, которое она должна надевать. Ладно?
— Конечно, не вопрос.
Машка, по натуре своей дипломат, никогда не участвовала в грязных склоках, всегда принимала мою сторону и при обсуждениях кого-либо скромно молчала. Наверное, жизненный опыт, а она жила со старым богатым хмырем, сделал ее равнодушной к таким мелочам, как платье, в котором надо выходить на сцену.
Катя разрыдалась и убежала в туалет. Я пошла за ней.
— Катюш, открой! — Я постучала в дверь кабинки.
— Нет, не открою. Ты меня не любишь, ты больше всех ее любишь, а на меня тебе плевать! Она у тебя прима, да? Я, между прочим, на обложку «Elle» снималась и в «Ревью», и в Париже работала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102