Освещения не было. Маврокину, на позаимствованном у очередной подруги «Мерседесе CLK» должно понравиться.
Лучшим для него вариантом было бы не доехать, завязнув в грязи где-то по пути. Но Маврокин очень хотел, просто жаждал чпокнуть меня. Побив все рекорды, он подкатил к порогу дома, в ожидании вручения долгожданного приза.
Я открыла дверь.
— Здорово! У-у-у — прикольно здесь у тебя, — произнес запыхавшийся Маврокин. Глаза его горели как у мартовского кота в предвкушении любовных утех. Не отходя от дверей, он сразу накинулся на меня.
— Э-э... дорогой, подожди! Приличные девушки у себя мужчин не принимают. Давай-ка к тебе поедем.
— Ты что, я три часа по кочкам конаебился, а теперь обратно?!
— Ну не хочешь, как хочешь. Тогда ты спишь внизу, я — наверху. Приятных сновидений.
— Ну ладно, поехали... «К маме, так к маме»...
Так, путем манипуляций на желании господина Маврокина осеменять всех без разбору, я добралась до города. Правда, пришлось все-таки заехать к нему.
Голая, я встала с разложенного двуспального дивана. Огляделась по сторонам. Шкаф Маврокина был уставлен его фотками и наградами. Не то, что умной книжки, даже завалящего детективчика не наблюдалось. У дивана россыпь журналов с голыми девушками, на стуле в хаотичном порядке грудились именные шмотки. Интересно знать, хоть что-нибудь из этих «D&G» он купил себе сам?
Вернувшийся из душа Маврокин начал незамедлительно опять приставать ко мне.
Я потупила глазки.
— Понимаешь, милый, но я больше не хочу. Мне с тобой не понравилось. Ты меня не удовлетворил. Извини за откровенность. Просто, действительно, неприкольно. Мне пора.
— Как, как, подожди! Ты хочешь сказать, что тебе было плохо со мной? Почему?! Ведь всем...
— Не то чтобы плохо, — прервала я, — а очень плохо...
После этих слов я быстренько оделась и удалилась в сторону моря. Победительницей.
Да, историю всегда пишет победитель, а проигравший жалко поджимает хвост. Нашлась храбрая девчонка, которая смогла породить такой комплекс у мальчиша-плохиша, от которого тот долго будет избавляться.
Он звонил мне на мобильный, искал меня дома — хотя домашний телефон я никому не давала, и как он попал к нему — это была загадка. Постоянно подкарауливал по углам...
— Ну скажи, скажи, что ты врешь, скажи, что пошутила. Что тебе не понравилось? У меня маленький?
— Нет, Маврокин, ты просто не умеешь им пользоваться. — Я была непреклонна.
— А как, как? Может, научишь?
— У-у-у, помоги себе сам. У меня на это нет времени. Кстати лучшее средство от импотенции — «три богатыря», причем «три» — это глагол.
Разом любовные интриги Маврокина закончились, он ушел в себя и долго не возвращался. Звонки типа «сексом заниматься будем?» почему-то прекратились. На показах он обходил меня за километр, а в клубах при встрече опускал глаза. Эта история разошлась многотысячным тиражом не без помощи Аньки и Ирки. Так наша модельная среда лишилась паразита-сердцееда и пахаря-трахаря в одном флаконе.
Я умерла? Когда это случилось: вчера, позавчера, пять дней назад? Как?
Какая разница... Я мертва.
Я не чувствую своего тела. Но дышу. Вижу белый потолок с трещинами, серые стены, покрытые облупившейся масляной краской. Стены наплывают и пытаются обрушиться на меня. Яркий, режущий глаза болезненный свет ламп, четыре железные кровати... Странный запах серы. Резкий химический больничный запах. Господи, я что, уже в аду?
Приподнимаю голову. Замутило...
С трудом встаю, цепляясь за спинку кровати и прислоняюсь к стене. Ледяная плоскость держит меня и я, придерживаясь за нее, выхожу из палаты, с трудом передвигая ноги, в длинный холодный коридор. Теплая струйка скользнула по моей ноге. О боже, это же кровь! Почему из меня идет кровь?
— Стой, куда ты пошла, нельзя вставать. Стой!
Вроде бы знакомый голос. Теперь за эту ниточку распутался весь клубок воспоминаний. Это голос медсестры — ударницы бесперебойного конвейера. На него попадают такие, как я — нежелающие родить и выкормить своего ребенка, или не имеющие средств, чтобы заплатить достаточную сумму за достойную врачебную операцию. Добро пожаловать в ад!
Я вспомнила очереди в поликлинике — на УЗИ, на сдачу бесконечных анализов. Бесчисленные запертые двери, слова: «кто сюда последний?» и мокрую, шваркающую по ногам, швабру равнодушной уборщицы. Пустые взгляды врачей и медсестер. Смертельный страх и холод в омертвевшей душе.
Конвейер работает безостановочно восемь часов в день. Пять дней в неделю. Без обеда и перерывов. Врачи «чистят» таких бедолаг, как я — бестолковых и безголовых неудачниц. Для них это — рутина. Обычные рабочие будни. Медицинские работники привыкли к страданиям и растерянным, молящим взглядам пациенток. Они аккуратно выдают памятки с указаниями: «Не заниматься сексом три недели, отказаться от алкоголя на неделю и принимать такие-то таблетки». За распространение этих таблеток им заплатили проходящие без очереди во врачебные кабинеты представители разнообразных фармацевтических фирм. Врачам же тоже надо на что-то жить!
Боже мой, это наркоз так страшно подействовал на меня. Я живая, Господи, я живая! Это просто плохой наркоз.
Надо исчезнуть, испариться, спрятаться на какое-то время. Если он найдет меня, если узнает, мало мне не покажется. Где это слыхано, чтобы авторитет отказался от ребенка, которого зачала его любовница?
А ведь он был уверен, что не может иметь детей, а я по этой причине не предохранялась. Результатом нашей взаимной уверенности стало мое пребывание в стенах этого милого заведения. Я не смогла допустить, чтобы мой ребенок рос без отца — так же, как я!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102