Конец крыла мелькнул перед носом Орми, едва не задев его. Воздушная волна сбила его с ног, но он успел, падая, нанести удар, и в тонкой пленке между костяными лучами крыла появилась рваная дыра.
Стрела пролетела над головой Орми и целиком ушла, как провалилась, в лоснящееся брюхо марбианина. Эйле снова натягивала лук – неумело, с трудом; от напряжения на ее глазах выступили слезы.
Мамонт налетел на марбианина спустя мгновение, когда тот успел подняться над землей не более чем на две сажени. Могучие бивни пропороли чудовище насквозь; марбианин обмяк и повис на бивнях липкой тягучей массой. Он совершенно расплылся, и Белолобый обтер его остатки о толстую сосну.
– Победа! – Орми поднял меч высоко над головой.
– Не может быть… – Эйле ревела, прижавшись к мохнатой, как ствол обросшей лишайником ели, ноге Белолобого. – Ведь это марбианин… он сильнее всех земных тварей. Как же мы…
– Вряд ли мы его убили, – вздохнул Орми. – Он, должно быть, снова, как в тот раз, переселился в запасное тело. И все-таки ему не удалось нас одолеть!
Он обошел мамонта кругом и посмотрел ему в глаза.
– Как ты тут оказался, Белолобый? Второй раз уже нас спасаешь!
– Пойдем с нами! – сказала Эйле косматому гиганту. – И будем вместе до конца. Мы не должны больше расставаться.
Тогда Белолобый подхватил хоботом сначала ее, потом Орми, посадил обоих себе на спину позади торчащего, как скала, выпуклого затылка и побежал на север. Двигался он легко и бесшумно. Даже пробираясь через бурелом, не трещал сучьями и, казалось, вовсе не замечал своей ноши.
– Есть еще под небом друзья у Имира! – воскликнул Орми, горделиво поглядывая с высоты на проплывающие внизу кусты и камни.
Эйле сказала:
– Пока есть жизнь, будет и помощь Имиру на земле. Все живое за нас.
– Ну, это ты маленько того…
– Ничего не того. Все живое… в той мере, в которой оно живо, должно помогать нам. Улле никому здесь не нужен.
Орми усмехнулся.
– Ты, Эйле, здорово все чуешь – и опасность, и друзей от врагов умеешь отличать. Но когда ты начинаешь рассуждать…
Ползучая живоглотка, притаившаяся высоко на сосне, распрямила напружиненный стебель и метнулась к людям. Она лишь чуть-чуть промахнулась, и цепкие кожистые листья скользнули по красноватому меху мамонта в локте от ноги Орми. Белолобый пробежал мимо, а коварный цветок тем временем снова сворачивался на сосновой коре, притворяясь причудливым сухим сучком.
– Вот! А это как тебе? – закричал насмерть перепуганный Орми. – Видала? Все живое! Да будь они прокляты. У нас за горами они хоть по деревьям не лазают.
– Она вырвала клок шерсти у Белолобого, – пробормотала Эйле растерянно.
– Может, подавится. – Орми плюнул на землю. – Да нет, куда там. Эта травка что хоть переварит…
– И все равно, – сказала Эйле, – в каждом живом существе есть хоть что-то хорошее. Потому что все они созданы Имиром. И без него они просто не были бы живыми.
Они недолго ехали на спине Белолобого. Скоро мамонт замедлил шаг и стал забирать влево. Потом он и вовсе остановился и насторожил уши. Орми тоже прислушался. С запада, издалека, доносился глухой могучий рев. Его ни с чем нельзя было спутать. Орми вздохнул.
– Ясное дело. Мамонтово побоище. Кажется, Эйле, нам придется расстаться с нашим мохнатым другом. У него есть дела поважнее, чем катать нас на спине.
– Какое побоище?
– Время сейчас такое. Конец весны, начало лета. Мамонты бьются за самок. Это каждый год бывает со времени прихода Улле.
– А до прихода… этого не было?
– Кто ж его знает. Было, наверное.
– А почему за самок надо обязательно биться?
– Закон такой, – пожал плечами Орми. – Если на всех не хватает, надо, чтобы победил сильнейший. И у людей то же.
– И они погибают?
– А то как же. Придешь, бывало, ближе к осени на место побоища – так сразу два, а то и три или четыре трупа найдешь. Целое богатство. Кровохлебы из черепов с бивнями дома делали, мы, ядозубы, – вырезали ножи и наконечники. Мясо-то нам редко доставалось – туда целые стаи волков и медведей набегали прежде нас. А то и змееноги приползали. После них кто кости станет глодать, тут же и сдохнет в страшных муках.
Белолобый вытянул хобот и протяжно затрубил.
– Ну что ж, Белолобый, иди, если надо, – сказала Эйле. – Жизнь есть жизнь, все, что ты ни сделаешь, во славу Имира. А мы пойдем дальше пешком, и ты сможешь нас догнать, если захочешь.
Мамонт не двигался, и Эйле приказала:
– Ну, сними нас!
Белолобый спустил их на землю. Потом как бы нехотя побрел туда, откуда доносился боевой клич его сородичей.
– Победы тебе! – крикнула Эйле. – И возвращайся скорей!
Мамонт, как будто подбодренный ее словами, побежал прочь и исчез за деревьями.
– Ну, пойдем потихоньку, – сказал Орми. Но девочка продолжала стоять, и тогда он взял ее за руку. Она вздрогнула. И Орми тоже почувствовал что-то необычное и не мог найти слов, чтобы выразить это, и отпустил руку.
– Пойдем.
Эту ночь они провели на дереве – корявая сосна росла на вершине пригорка. Там все время дул ветерок, что было кстати: накануне вечером проснулись комары. Их первая атака всегда самая страшная.
– Всю зиму они копят злобу, – сказал Орми. – Поэтому самые лютые комары – те, что вылетают первыми. К концу лета станет полегче.
Утром они двинулись дальше на север, надеясь к ночи добраться до стены. Местность становилась болотистой, деревья здесь были ниже, корявее и сплетались в почти непроходимые заросли. Потом снова стало посуше и посветлее. Неожиданно Орми замер и несколько раз втянул носом воздух.
– Люди поблизости.
– Селение? Или опять отряд из Гугана?
– Больше похоже на наших… то есть людоедов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103