Несколько отогрев-
шись, он с жадностью принялся за дымящуюся похлебку и ел так поспешно и
с таким явным наслаждением, словно давно не отведывал пищи.
Тем временем аббат продолжал разговаривать с Седриком об охоте; леди
Ровена углубилась в беседу с одной из своих прислужниц, а надменный ры-
царь Храма, поглядывая то на еврея, то на саксонскую красавицу, задумал-
ся о чем-то, по-видимому, очень для него интересном.
- Дивлюсь я вам, достопочтенный Седрик, - говорил аббат. - Неужели же
вы при всей вашей большой любви к мужественной речи вашей родины не хо-
тите признать превосходство нормано-французского языка во всем, что ка-
сается охотничьего искусства? Ведь ни в одном языке не найти такого оби-
лия специальных выражений для охоты в поле и в лесу.
- Добрейший отец Эймер, - возразил Седрик, - да будет вам известно,
что я вовсе не гонюсь за всеми этими заморскими тонкостями; я и без них
очень приятно провожу время в лесах. Трубить в рог я умею, хоть не назы-
ваю звук рога receat или mort [11], умею натравить собак на зверя, знаю,
как лучше содрать с него шкуру и как его распластать, и отлично обхожусь
без этих новомодных словечек: curee, arbor, nombles [12] и прочей бол-
товни в духе сказочного сэра Тристрама.
- Французский язык, - сказал храмовник со свойственной ему при всех
случаях жизни надменной заносчивостью, - единственный приличный не
только на охоте, но и в любви и на войне. На этом языке следует завоевы-
вать сердца дам и побеждать врагов.
- Выпьем-ка с вами по стакану вина, сэр рыцарь, - сказал Седрик, - да
кстати и аббату налейте! А я тем временем расскажу вам о том, что было
лет тридцать тому назад. Тогда простая английская речь Седрика Сакса бы-
ла приятна для слуха красавиц, хотя в ней и не было выкрутасов французс-
ких трубадуров. Когда мы сражались на полях Норталлертона, боевой клич
сакса был слышен в рядах шотландского войска не хуже cri de guerre [13]
храбрейшего из норманских баронов. Помянем бокалом вина доблестных бой-
цов, бившихся там. Выпейте вместе со мною, мои гости.
Он выпил свой стакан разом и продолжал с возрастающим увлечением:
- Сколько щитов было порублено в тот день! Сотни знамен развевались
над головами храбрецов. Кровь лилась рекой, а смерть казалась всем краше
бегства. Саксонский бард прозвал этот день праздником мечей, слетом ор-
лов на добычу; удары секир и мечей по шлемам и щитам врагов, шум битвы и
боевые клики казались певцу веселее свадебных песен. Но нет у нас бар-
дов. Наши подвиги стерты деяниями другого народа, наш язык, самые наши
имена скоро предадут забвению. И никто не пожалеет об этом, кроме меня,
одинокого старика... Кравчий, бездельник, наполняй кубки! За здоровье
храбрых в бою, сэр рыцарь, к какому бы племени они ни принадлежали, на
каком бы языке ни говорили! За тех, кто доблестнее всех воюет в Палести-
не в рядах защитников креста!
- Я сам ношу знамение креста, и мне не пристало говорить об этом, -
сказал Бриан де Буагильбер, - но кому же другому отдать пальму пер-
венства среди крестоносцев, как не рыцарям Храма - верным стражам гроба
господня!
- Иоаннитам, - сказал аббат. - Мой брат вступил в этот орден.
- Я и не думаю оспаривать их славу, - сказал храмовник, - но...
- А знаешь, дядюшка Седрик, - вмешался Вамба, - если бы Ричард Льви-
ное Сердце был поумнее да послушался меня, дурака, сидел бы он лучше до-
ма со своими веселыми англичанами, а Иерусалим предоставил бы освобож-
дать тем самым рыцарям, которые его сдали.
- Разве в английском войске никого не было, - сказала вдруг леди Ро-
вена, - чье имя было бы достойно стать наряду с именами рыцарей Храма и
иоаннитов?
- Простите меня, леди, - отвечал де Буагильбер, - английский король
привел с собой в Палестину толпу храбрых воинов, которые уступали в доб-
лести только тем, кто своею грудью непрерывно защищал Святую Землю.
- Никому они не уступали, - сказал пилигрим, который стоял поблизости
и все время с заметным нетерпением прислушивался к разговору.
Все взоры обратились в ту сторону, откуда раздалось это неожиданное
утверждение.
- Я заявляю, - продолжал пилигрим твердым и сильным голосом, - что
английские рыцари не уступали никому из обнаживших меч на защиту Святой
Земли. Кроме того, скажу, что сам король Ричард и пятеро из его рыцарей
после взятия крепости Сен-Жан д'Акр дали турнир и вызвали на бой всех
желающих. Я сам видел это, потому и говорю. В тот день каждый из рыцарей
трижды выезжал на арену и всякий раз одерживал победу. Прибавлю, что из
числа их противников семеро принадлежали к ордену рыцарей Храма. Сэру
Бриану де Буагильберу это очень хорошо известно, и он может подтвердить
мои слова.
Невозможно описать тот неистовый гнев, который мгновенно вспыхнул на
еще более потемневшем лице смуглого храмовника. Разгневанный и смущен-
ный, схватился он дрожащими пальцами за рукоять меча, но не обнажил его,
вероятно сознавая, что расправа не пройдет безнаказанно в таком месте и
при таких свидетелях. Но простой и прямодушный Седрик, который не привык
одновременно заниматься различными делами, так обрадовался известиям о
доблести соплеменников, что не заметил злобы и растерянности своего гос-
тя.
- Я бы охотно отдал тебе этот золотой браслет, пилигрим, - сказал он,
- если бы ты перечислил имена тех рыцарей, которые так благородно под-
держали славу нашей веселой Англии.
- С радостью назову их по именам, - отвечал пилигрим, - и никакого
подарка мне не надо: я дал обет некоторое время не прикасаться к золоту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29