Правда, этот произвол всегда строго ограничен. Художник должен избе-
гать всех тех красивых подробностей, которые не соответствуют климати-
ческим или географическим особенностям изображаемого пейзажа: не следует
сажать кипарисы на Меррейских островах или шотландские ели среди разва-
лин Персеполиса; такого же рода ограничениям подлежит и писатель. Писа-
тель может себе позволить обрисовать чувства и страсти своих героев го-
раздо подробнее, чем это имеет место в старинных хрониках, которым он
подражает, но, как бы далеко он тут ни зашел, он не должен вводить ниче-
го не соответствующего нравам эпохи; его рыцари, лорды, оруженосцы и ио-
мены могут быть изображены более подробно и живо, нежели в сухом и жест-
ком рассказе старинной иллюстрированной рукописи, но характер и внешнее
обличье эпохи должны оставаться неприкосновенными; все эти фигуры должны
остаться теми же, но только нарисованными более искусным карандашом или,
чтобы быть скромнее, должны соответствовать требованиям эпохи с более
развитым пониманием задач искусства. Язык не должен быть сплошь устаре-
лым и неудобным, но он, по возможности, должен избегать оборотов явно
новейшего происхождения. Одно дело - вводить в произведение слова и чув-
ства, общие у нас с нашими предками, другое дело - наделять предков
речью и чувствами, свойственными исключительно их потомкам.
Именно это, дорогой друг, оказалось самой трудной частью моей задачи;
и, откровенно говоря, я почти не имею надежды Вас удовлетворить; ведь я
едва кажусь приемлемым для самого себя, тогда как Ваши суждения гораздо
менее пристрастны, а Ваши познания в области истории гораздо обширнее
моих. Полагаю, что поведение и внешний облик моих героев заслужат немало
упреков со стороны лиц, расположенных строго разбирать мою повесть, учи-
тывая нравы того времени, когда жили ее герои. Возможно, что я ввел мало
таких бытовых черт и поступков, которые можно было бы назвать явно сов-
ременными; но, с другой стороны, весьма возможно, что я смешал нравы
двух или трех столетий и приписал царствованию Ричарда I явления, имев-
шие место либо гораздо раньше, либо значительно позже изображенного мною
времени. Я утешаюсь тем, что ошибки такого рода ускользнут от внимания
среднего читателя, и что я смогу разделить незаслуженный успех с теми
архитекторами, которые, без всякой системы и правил, не задумываясь вво-
дили в модную готику орнаменты, свойственные различным стилям и различ-
ным периодам искусства. Те же читатели, которым их обширные научные
изыскания позволят строго судить мои промахи, проявят известную снисхо-
дительность именно в силу своего понимания всей трудности моей задачи.
Мой почтенный, но находящийся в пренебрежении друг Ингульфус доставил
мне много ценных указаний; но свет, излучаемый Кройдонским монахом и
Джефри де Винсау, затемнен таким нагромождением неинтересного и неудобо-
понятного материала, что я с радостью обратился за помощью к страницам
любезного Фруассара, хотя он и процветал в эпоху, весьма отдаленную от
описываемых мною событий. Но если, дорогой друг. Вы все же будете доста-
точно великодушны, чтобы простить мне самонадеянную попытку сплести себе
венок менестреля частью из чистейших жемчужин древности, частью из брис-
тольских подделок, которыми я пытался подменить настоящие, я убежден,
что Ваше понимание трудностей моей задачи примирит Вас с несовершенством
ее выполнения. О материалах мне остается сказать немного: они все содер-
жатся в одной англо-норманской рукописи; сэр Артур Уордор ревностно хра-
нит ее в третьем ящике своего дубового стола; он никому не позволяет к
ней прикоснуться, сам же не в силах прочесть из нее ни одного слова. Во
время моего пребывания в Шотландии я никогда не получил бы разрешения
надолго углубиться в эти драгоценные страницы, если бы не обещал отме-
тить ее каким-нибудь необыкновенным шрифтом под именем "рукопись Уордо-
ра", выделив ее тем самым из всех других и придав ей такую же значи-
тельность, какой обладают рукописи Бэннетайн, Окинлек и другие памятники
терпения средневековых переписчиков. Я послал Вам для ознакомления ог-
лавление этой любопытной вещи, которое я с Вашего разрешения приложу к
третьему тому моего романа, если только дьявол книгопечатания все еще не
будет удовлетворен после набора всего моего произведения.
Прощайте, дорогой друг, я сказал достаточно для того, чтобы объяс-
нить, если не оправдать, мою попытку. Несмотря на Ваши сомнения и мою
собственную неспособность, я все еще хочу надеяться, что эта попытка
сделана мною не напрасно. Я надеюсь, что Вы уже оправились после весен-
него припадка подагры, и буду счастлив, если Ваши ученые врачи посовету-
ют Вам поездку в здешние края. Недавно при раскопках возле стен древнего
Габитанкума были найдены интересные древности. Кстати, Вы, вероятно, уже
знаете, что грубый, неотесанный невежда уничтожил старинную статую или,
вернее, барельеф, известный под названием Робина из Ридесдаля. По-види-
мому, слава Робина привлекала слишком много посетителей и помешала росту
вереска на болоте, стоящем по шилингу за акр. - Достопочтенный сэр, -
как Вы себя сами именуете, - будьте раз в жизни мстительны и молитесь
вместе со мной, чтобы у этого человека появились камни в печени такой
величины, как если бы все обломки бедного Робина скопились у него в этом
органе. Не рассказывайте об этом в Гэте, не подавайте шотландцам повода
радоваться тому, что наконец их соседи совершили поступок столь же вар-
варский, как уничтожение Артуровой печи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29