Хорошие-то годы из бабьего веку свое-
го плохо прожила, а теперь что?
- Виринея... Вирка моя милая! Красавица! Право ты пьяная. Скажи, где
напилась? По гостям, что ль, ходила?
- Ну да, пьяная, да не от питья. Я ж тебе сказываю! Зря брехать не
люблю, а ты мне не муж, не отец, чего мне тебя стыдиться? Кровь во мне
седня пьяная. Нет больше никого желанного, об тебе вспомнила. Третий раз
мимо квартеры твоей иду.
- Милая!
Были уже за селом. Апрель дышал зеленой радостно молодой травой, па-
хучим легким ветерком, сладостной прелью ожидающей вспашки земли и юной
синевой легкого не душного неба. Заглянул в золотые, сегодня мутной ис-
томной дымкой затянутые глаза, схватил за плечи, прижал плотно к себе и
в долгом неотрывном поцелуе приник к неярким, но жарким губам.
- Подожди, отпусти на передышку. Ой, мутно в голове. Сладко ты целу-
ешься, барин. Как звать, величать тебя сейчас позабыла. А целоваться с
тобой и без имя, без величанья еще охота. Н-н-ну... Пусти еще передох-
нуть!
- Вира, дорогая ты моя. Какое наслажденье! Ах, какая ты необычайная!
Не первую тебя целую, а...
- Сядь, я на коленях у тебя полежу, вздохну. Вот эдак руку-то под-
винь. Погоди, не томи, не гладь! Шибко сердцу тесно, дай отдохну. А-ах!
Мужики, как мухи, знают где сладость. Пусти-и!..
- Вира, Вира... Ну, почему? Виринея... одну минуту... Ну-у? Зачем
ты... Ведь, и тебе, тебе я не противен? Ну, дорогая моя, сладкая моя,
м...милая...
- Не трожь, говорю!.. Осло-обони!.. Все одно... все одно... согласна
я... Седни люб ты мне. Не-ет. Вздохнуть дай! Шибко сладко, дыхну-уть не
в мочь... Выпусти-и, дай вздохнуть. По-огоди, не це-елуй!..
И вдруг чужой третий, враждебный, обидой, болью перехваченный голос:
- Вирка-а! Паскуда!
Сразу расцепились, поднялись. Василий с багровыми пятнами на скулах,
в трясучке от боли и гнева, со сбитой на бок старенькой фуражкой на го-
лове.
- С барином! Паскуда, б.., ты, сквернавка! Средь бела дня, как сука!
- Постой-ко, гнусь дохлая! Не ори! Не жена венчанная тебе, а гулена.
Отгуляла и ушла. Пошто вяжешься? - побледневшая, строгая, в упор на Ва-
силия глядя, без испуга спросила.
- Пошел отсюда! Какое ты имеешь право за ней следить? Каждый шаг...
- Помолчи, Иван Павлович!
И улыбнулась бледной короткой улыбкой.
- Видишь, как нужный час пришел, имя твое с величаньем вспомнила...
Не кричи, не расходуйся. Иди-ко домой, а я с Васькой сама поговорю.
- Нечего тебе говорить. Убирайся, мерзавец! А то я...
- Сама поговорю, слышишь? Ты уходи. Я к тебе завтра ввечеру приду, не
обману. А сейчас уходи. Надо с Васькой мне самой говорить.
- Не об чем мне с тобой, сука, говорить! Пришибить тебя надо, погань,
распутницу!..
- Ну, коль сила, да охота будет и пришибешь. Уйди, барин. Гляди, не
послушаешь в этом, я совсем по другому поверну. Как с Васькой.
- Я не могу тебя одну с ним оставить.
- Не можешь? Не хочешь, как я тебя по чести по делу нужному прошу,
так отваливай совсем. Василий, приходи в Анисьин двор. Слово у меня для
тебя есть.
- Виринея, но это же не нужно, ты сама не знаешь...
- Уйдешь, барин, или нет?
- Я отойду. У села тебя подожду, только напрасно ты...
- Уходи! Право, хуже делаешь...
- Иду. Скорее только, прошу тебя. Вон там ждать буду.
Пошел вперед, оглядываясь.
- Иди, иди. Я скоро. Слово надо сказать.
Когда инженер далеко отошел, сказала провожавшему его волчьим, несы-
тым и злым взглядом Ваське:
- Василий, ноги у тебя трясутся, спина гнется, не выстаиваешь,
сядь-ко.
Усмиренный ласковостью голоса и жалеющих ее глаз опустился покорно
рядом с ней на траву.
- Васька, жалею я тебя, чисто ты не полюбовник, а сын мной роженый.
Вот право слово, шибко жалею! И когда ругаюсь, кричу на тебя, все для
того, чтоб полегче тебе от меня отлепиться было.
- Вирка, жалеешь, а зачем ушла? Зачем блу-удишь с другими?
- Ишь ты как из-за меня маешься. Аж словно дых перехватывает. Зря
это, Васька. Ничего мы с тобой теперь не рассудим, не определим. Без
твоей, да и без моей воли так сделалось, что в раздельности мы, и никак
нам теперь вместе не быть.
- С барином в сладком житье баловаться захотела? А? С того с само-
го...
- Барин - этот так... Под час подвернулся. Не серчаю я на тебя, что
укорить хочешь. Жа-алею! С горя это ты, а сам знаешь, другого я хотела.
Честного житья и деточек от мужа в род, в семью роженых... Сейчас поду-
маю, сердце зайдется. Ну, не так мне пришлось, дак... Жалею я тебя! По
частому делу об тебе думаю. Хучь плохой, да первый ты мой с девичест-
ва...
- Жалеешь, а жить со мной не желаешь... Разве так-то, с господами в
блуде, лучше? Вирка, чать сама ихнее господское сердце к нам знаешь... И
чего ты?..
- Помолчи, Василий! Все знаю. Говорю, так в бабий час барин подоспел.
А тебя жалею, шибко, часто жалею, ну, а к телу подпущать тебя не охота.
Не серчай, невольна я в этом деле.
- Дак чего ты меня мутишь? Чего еще разговоры разговариваешь?
- Васютка, родненький ты мой, незадачливый мой!..
- Ну тебя, с присловьем с твоим! Схилел от простуды в грудях, а ты со
мной, как с юродивым... Эх, Вирка, недоброе сердце в тебе живет!..
- Нет, доброе, только без обману, без лукавости! Всю думку выдает.
Жалко мне тебя, крепко жалко, а не люб ты мне. Кабы тебя не было, я бы с
этим барином еще раньше...
- А сейчас все слажено?
Усмехнулась невесело.
- Нет, опять ты помешал! А сейчас думаю, что и совсем без него можно.
- Вирка, вернись к нам, в нашу избу. Я слова не скажу... Ни словом,
ни глазом не попрекну.
- Нет, не в мочь мне, Василий. Я к тому говорить тебе стала, пона-
тужься, забудь про бабью плоть, отдохни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32