Я ведь знаю Силантьев дом. Вот в бане и перестираю. В
чистой понедельник на страшной утречком приду. На этой у Анисьи отрабо-
таю. Мыло и подсинька-то у вас есть, ай купить?
Радостным стуком кровь в сердце, в висках: согласилась притти к нему
в дом. Сама предложила, сама захотела. В уединенной бане, за двором це-
лый день одна будет. Возможно, что и для нее стирка предлог. Тянет к не-
му, только не хочет сказать открыто. Не разбирал от волненья, что она
говорит, отвечал торопливо, не вслушавшись:
- Да, да... Вот возьмите, пожалуйста... Хватит или нет?
Видела, что лишку дает. Но сказала спокойно:
- Пожалуй, что и хватит.
Взяла деньги, пошла с огорода. Не оглянулась.

V.

Бог все разговорчивей с Магарой. Народу от того разговора предска-
занье. От молитвы помощь. И в моленьи своем хорошо, было, утвердился Ма-
гара. Сердце отмякло, дых легче стал.
Но по весне опять отяжелело в груди. Руки по земному мужичьему делу
затосковали. Перешибали молитву думы о пашне, о скоте, о зятевом хо-
зяйствованьи. Одну ночь сколько ни старался, никак молитва не шла. Тоска
такая накатила, что в голове мутно. И к утру, стоя на коленях на камне,
запросил Магара:
- Ослобони, господи, меня от земного дела. Навовсе ослобони! Лучше я
в раю с угодниками твоими стараться буду. Ослобони от крови чижолой, от
жилы человечьей, от костяку твердого! Сведи на меня смертный час! Оттоль
народу способье подам, а на земле здеся не выстою. Хоосподи!
Последнее слово с криком хриплым из груди вышло. И, будто, на крик
тот в мутном мареве рассветном появился от камня поодаль святой стари-
чек. Тот, что в самый первый раз будить Магару приходил. Каким именем
его окликнуть - все еще не знал Магара. Не видал с того разу. Застыл в
ожиданьи. А старичек не прежним зычным голосом, а в ласковости тихой за-
говорил. С ветерком вместе, с паром от вешней земли слова налетели:
- Помрешь скоро, раб божий Савелий. Жди часа смертного.
К похолодавшему в ночи камню, в радости, до боли сердце стиснувшей,
припал лицом Магара. А когда опамятовался, голову поднял, уж не увидел
старичка. Взмолился:
- Милостивец. Как по имени, по чину перед богом звать тебя? Ну-к по-
кажи еще лик немудрый свой. Страдатель божий. Сколь скоро, в какой день,
в час вынет душу бог из мене?
Лика больше не видал и ответа не слыхал. Но к смерти стал готовиться.
В тот же день, неожиданно, в дом свой пришел. Старуха с дочерью в избе
убиралась. Вытерла фартуком мокрые руки, глянула на мужа. Обветренный,
лохматый и грязный. Не похож на угодников, какие на иконах. Сказала роб-
ко:
- Може в баньке попариться, тело занудилось. Истопим, а?
Но Магара головой, как от мухи, отмахнулся:
- Смертну обряду мою, каку заготовила, достань из сундуку. На дворе
повесь.
И ушел. Слова больше не добавил. Старуха горестно вздохнула и запла-
кала. Вся округа в святость Магары уверовала. А она говорить о том боя-
лась, но в себе думала: не от святости это в нем, а от хвори какой-то.
Уж своего мужика-то знала, - какая в нем святость? Так мается без ума,
без разума. Но не сердилась, а шибко жалела. От той жалости быстро ста-
реть начала. Ссутулилась, глаза стускли, и на лицо серый пепел лег. Но
приказанье мужнино в тот же час исполнила. Когда вешала белые холщевые
порты и рубаху, Мокеиха пришла.
- Здравствуй-ко, Григорьевна. Помирать хочет?
- Не знаю, веле-ел.
- Сказывал, Григорьевна, сказывал. Сейчас на нашей улице был. Открыто
ему будет в какой день. Я и пришла, чтоб меня тогда кликнули. Потру-
диться охота над молитвенником-то над нашим. Нынче народ распутный стал:
мало кому открывается, когда смерть придет. И не от должного часу мрут,
а все больше во внезапности. Пущай подоле повисит одежа. Солнышком на-
шинским прогреется, ветерком с земли провеется. На остатной обряде дух
земной унесет, пуще об земле стараться перед богом будет. Их-ох-ох. Ну,
дак гляди, не медли, кликни тогда. Савелий-то, батюшка, плывет через
речку...
- Куда?
- А по обычаю богову все сделать хочет. Не как нынешние вертуны. В
церковь, к попу поговеть поплыл.
Обратно приплыл под самое вербное воскресенье. Уж затемно в окно пос-
тучал:
- Эй, открой-ко, Михайла!
Зять голос узнал. Подивился:
- Ай, к нам перебираешься?
Но Магара, отмолившись в угол, сказал:
- Оповести завтра народ: помирать ложусь. Гроб-от сготовил.
Зять поскреб голову и грудь. Спросил:
- А где помирать-то лягешь? Там у себя в землянке, ай на камне?
- Тут в избе. По-христианскому. На этом месте родился, на этом же и
помру.
Зять постоял, подумал. Сказал с тягучей позевотой:
- А ну да, правильну кончину ты себе у бога вымолил? Я маненько еще
посплю? а? До утра-то еще долго. Намаялся я нынче.
- Ложись. Я на двор пойду свету дожидаться.
Когда ушел, зять старуху окликнул:
- Не спишь? Слыхала? А в избе не остался, отвык от человечьего духу.
Бабу-то мою будить, аль нет?
- Не надо. На свету обоих разбужу. Что ж, все под богом ходим. А ему
все одно. Который год на земле не работник. Может, и правда час помирать
пришел. Потрудимся, проводим, ложись, поспи еще час какой.

---------------

- Ви-ирка-а! Ви-ир! Куды запропастилась?
- Ну, чего ты базлаешь? Отдохнуть под сараем я хотела.
- Отоспишься еще. Айда скорей Магару глядеть.
- Ну-у? Помирает?
- Да! Ну да! Давно уж зачал. Гляди, не протолкаемся, не увидим.
- А я ведь, Анисья, думала: он врет. Крепкий мол, не свалишь!
- Ну, айда, айда, не растабарывай. А то народ бегет, а мы мешкаем.
Задыхаясь на бегу, сердилась Анисья:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32