Значит, доктор Банюлис считает, что он, Антанас Гудинис, еще может быть опасным, может выкинуть что-то непредвиденное?
— Зря не спите, профессор. Я не умею водить машину.
— Вы ничего не умеете. О вас я меньше всего думаю.
Гудинис почесал ногу о ногу. Внезапно он почувствовал себя освободившимся и от власти этого не терпящего противоречий человека, и от требований Марии. Они же боятся его, хотя и не уважают! Эта мысль доставила ему странное удовлетворение.
— Доброй ночи, профессор. Спите спокойно.
Вместо ответа щелкнула лакированная дверца. Захлопнулась. Вокруг снова стала тихо-тихо. Ночь была светлая, ее невидимые пальцы проникали за воротник пальто, в рукава. Гудинис поежился. Словно обезумев, трещали кузнечики.
Когда он вернулся в комнату, в ноздри ударил запах теплой постели и детской мочи. Мальчик тихо постанывал во сне.
Гудинис остановился возле его кроватки, прислушался.
Слабые стоны превратились в капризное хныканье, а потом раздался пронзительный крик. Гудинис зажег лампу и кинулся к сыну. Мальчик лежал на спине, упираясь затылком в подушку, личика почти не было видно, лишь захлебнувшийся криком рот.
Антанас повернул сына на бочок, пощупал нарыв и в ужасе отдернул руку. Шишка чуть ли не с куриное яйцо обожгла его, как раскаленный уголь. Ребенок кричал уже непрерывно, личико посинело.
— Скорее Банюлиса! — кинул он Марии, которая стояла рядом в ночной рубашке, ничего не понимая, только всхлипывая:
— Господигосподигосподи...
Гудинис взял младенца на руки — может, так станет легче? Однако мальчик мотал головкой из стороны в сторону, вырывался, сучил ногами, руками и, не открывая глаз, продолжал кричать.
Банюлис, бросив на него беглый взгляд, растерялся.
— Не думал, что так скоро...
— Доктор, доктор...— Мария схватила его за рукав.— Вы можете, слышите, можете...
— Он задохнется! Делайте же что-нибудь, черт вас всех побери! — Гудинис едва удерживал Таураса в руках, так он брыкался.
— Я специалист по внутренним болезням, а не хирург! Тут нужен хирург. Можно сделать укол успокоительного и довезти до города...
Гудинис глянул на стенные часы. Два часа ночи.
Мальчик уже хрипел.
Тогда он сунул Таураса остолбеневшей Марии, схватил свой портфель и вытряхнул его содержимое на кровать. Яростно разорвал санитарный пакет, раскрыл опасную бритву. Мария в ужасе завизжала. Банюлис пытался остановить:
— С ума сошли!.. Убьете...
Гудинис с ненавистью обернулся к нему, и профессор умолк.
— Спирт! Где спирт? У вас есть спирт? — крикнул он теще, застывшей в дверях.
Та моментально исчезла и вернулась с одеколоном.
Схватив флакон, Гудинис вылил половину содержимого на клок ваты и принялся тереть бритву.
— Может кто-нибудь подать полотенце?
Банюлис сдернул со спинки кроватки чистую пеленку.
— Надеюсь, кипятили? — строго спросил он, чтобы скрыть свою растерянность и ненужность.
— Ребенка! Скорее!
— Не дам! — Мария заслонила собою сына.— Не дам! Лучше обоих нас зарежь!
Гудинис приказал Банюлису:
— Возьмите у нее Таураса.
На этот раз Мария подчинилась и выбежала из комнаты.
Зажав младенца между коленями, Гудинис ощутил, как лихорадочно бьется его сердце, накинул на голову мальчика пеленку и легко полоснул бритвой по набухшему нарыву. Горячая струя крови и гноя брызнула ему в лицо, по комнате распространилось зловоние, смешавшееся с запахом одеколона. Ребенок вскрикнул и затих.
— Господи, сколько дряни,— дрогнувшим голосом произнес Гудинис, глядя на забрызганную пеленку. Ему необходимо было сказать какие-то слова, чтобы прогнать отвратительный страх, обручем стянувший виски. Осторожно положил сына в кроватку и удивился: — Неужели заснул?
— Вы смелый человек,— сказал Банюлис.— Могли потерять его. Считайте, что воскресили.
— Во время обеда вы говорили иное.
— Внезапное воспаление,— старался сохранить солидность Банюлис,— ведь заранее не определить, когда оно может начаться. У меня в машине стерильный шприц и пронтозин. Все-таки какая-то гарантия. Пусть Мария подготовит повязку. А вам, господин Гудинис, надо умыться.
Только теперь Антанас увидел, что сидит в летнем пальто, наброшенном на нижнее белье, босые ноги
сунуты в незашнурованные полуботинки. Еще раз взглянул на сына. Лоб у ребенка был сморщен, но дышал малыш ровно, глубоко. Гудинис не спеша натянул брюки, надел носки, зашнуровал туфли и пошел к колодцу. Медленно, едва заметно светало. Когда, умывшись, он вернулся, ребенок с повязкой на голове уже преспокойно спал в своей кроватке, а Банюлис укладывал в маленький никелированный стерилизатор пинцет, шприц, иглы.
Гудинис надел пиджак, взял со стола бритву, протер ее ватой.
— Мог бы и побриться,— тихо сказала Мария.— Скоро двинемся.
— Этой больше не буду,— саркастически усмехнулся Гудинис. Сложил бритву и сунул ее в карман. Потом обернулся к Банюлису, который собирался что- то сказать, и перебил его: — Мне надо поговорить с Марией с глазу на глаз, профессор.
Банюлис понимающе кивнул и удалился.
— Ты сильно рисковал, Антанас...— начала было Мария, но ее тон вывел Гудиниса из себя.
— Помолчи. Инъекцию пронтозина следовало сделать еще до обеда, и не было бы никакого воспаления. Так? Почему ты не попросила об этом своего шефа?
— Я не знала, что у него есть пронтозин.
— Врешь. Когда ты в последний раз подходила к ребенку?
— Перед тем как идти спать.
— Ну и?..
— Он был совершенно спокойным...
— Сейчас он мог быть еще спокойнее.
— Что же мне теперь делать, Антанас? — с рыданием в голосе вскинулась Мария.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54