Говорят, что так бывает. Телепатия.
Еще не дойдя до поворота, Вайдас слышит чьи-то голоса и смех, тот самый смех, который он отличил бы в любой толпе, из сотен и тысяч, и Вайдас чуть не бегом припускается вперед, коридор пуст, только в самом его конце, у автомата с газированной водой, Даля и Миндаугас. Она держит букет красных с белым ободочком георгинов, а Миндаугас пытается нацедить из автомата воду в молочную бутылку и что-то болтает, наверно смешное, капли воды брызжут на манжеты его
белой рубашки и на галстук, выбившийся из-под лацканов рабочей куртки, а Даля вертится рядом, не в силах сдержать смех.
Сегодня у Миндаугаса день рождения, вдруг вспоминает Вайдас, еще позавчера в цехе собирали деньги на подарок, а у него из головы вылетело, надо же поздравить, только почему Даля надумала отдельно, от себя лично дарить цветы; конечно, ничего плохого в этом нет, однако, подойдя к ним, Вайдас с трудом находит силы улыбнуться.
— Не завянут за ночь в газированной воде? — спрашивает он, крепко пожимая мокрую ладонь Миндаугаса.— Жуть какие красивые.
— Тут только углекислота,— хмыкает Миндаугас,— ее избыток всегда можно выпустить через нос пузырьками.
— Как я буду теперь после этой углекислоты работать? — смеется Даля.— Мне бы сейчас поспать! — Обернувшись к Вайдасу, она объясняет: — Представляешь, две бутылки шампанского вдвоем! В жизни столько не пила... От одного бокала пьянею.
— Недостаток тренировки,— замечает Миндаугас. Даля хватает под руки его и Вайдаса, и они втроем устремляются в цех, но у дверей Миндаугас останавливается и требует:— Ну-ка прекратить хихоньки да хахоньки! Работать надо, а они веселятся. Прекратить!
Даля даже приседает, покатываясь со смеху, а Вайдас, слабо улыбаясь, смотрит на часы, сколько еще до начала смены, но Миндаугас неумолим:
— Господи, с какими несерьезными людьми приходится работать! Хоть бы носовыми платочками зубы прикрыли, если иначе не можете!
Даля стукает его кулаком по спине:
— Кончай трепаться! Инфаркт можно с таким заработать!..
Вайдас продолжает автоматически улыбаться, хотя ему далеко не весело, его решимость поговорить с Далей по существу внезапно начинает меркнуть, не оглядываясь идет он к своему агрегату — надо принять его от сменщика.
Бригадир Повилас, сунув под мышку перевязанную ленточкой коробку, задерживает Вайдаса на полпути и, оглядывая цех, кричит:
— Собирай вас тут поодиночке. Живо к Миндаугасу! Объявляю полуминутный митинг.
У агрегата Миндаугаса уже топчутся ребята их смены, Миндаугас мечется тут же и на чем свет стоит клянет ремонтников, копающихся в головке экструдера: разобрать разобрали, а обратно собрать не могут! Вот работнички!
Сказав несколько слов, чтобы всем было ясно, зачем они собрались, бригадир вручает Миндаугасу электрические настольные часы, подарок серьезный, все довольны, что не на какую-то ерунду пошли их рублики, можно приниматься за дело.
Даля сидит у пластикового столика и, навалившись на него локтями, подпирает ладонями голову, ее туманящийся сном взгляд невзначай задевает Вайдаса, который не сводит с девушки изучающих глаз.
— Видишь, какая я нехорошая,— покаянно шепчет она, подходя к Вайдасу.
Относится ко мне словно к ребенку, неспособному понять взрослую жизнь, думает Вайдас, а вслух тихо, но требовательно заявляет:
— Нам надо поговорить!
— Слушаю.— Кончиками пальцев Даля осторожно массирует веки, потом виски.— Только я терпеть не могу серьезных разговоров. А ты сегодня такой серьезный, такой положительный, что даже шутить при тебе неловко. А! — Даля внезапно оживилась.— Решил снова ходить на репетиции?
— Нет,— тряхнул головой Вайдас, откидывая волосы.— Еще не решил.
Даля разочарована.
— Когда решишь, скажи. А теперь мне необходимо часок соснуть.— Она мечтательно поглядывает на металлическую лесенку, ведущую на антресоли, где временно складывают пустые мешки из-под полиэтиленовых гранул.—Будь добр, разбуди часа в три, а то до самого утра продрыхну.
Попроси Миндаугаса, хочется отрезать Вайдасу, но Далю действительно жалко: губы такие вялые, с трудом шевелит ими, и веки набухли, отчего глаза кажутся печальными.
— Ладно,— соглашается Вайдас.— Разбужу. Нельзя тебе пить, Даля.
— Чудак,— слабо возражает она.— А кому можно?..
Не чудак, а дурак, думает Вайдас, жалкий глупец, которому жизнь казалась ясной, как таблица умножения, никакого решительного разговора у него с Далей, разумеется, и быть не может, нечего лезть — люби меня, я хороший мальчик! — у нее своя жизнь, состоящая, конечно, не из одних только радостей и удовольствий, но живет она так, как ей хочется, смело, не оглядываясь по сторонам, наплевав на мелочное самокопание, не стесняя себя укорами совести. А может, просто идет на поводу у своих желаний, у тех нескрываемых желаний, от которых он стремится избавиться? Однако это не дает ему права относиться к ним свысока.
Человек должен непрерывно совершенствовать свою личность, Вайдас.
Знаешь ли ты, какая самая страшная болезнь поражает людей двадцатого века? Рак, инфаркт? Нет. Просто человек забывает о возможностях своего мозга, перестает мыслить, мечтать, становится инертным и слишком легко поддается скуке.
Будут еще в твоей жизни такие минуты, Вайдас, когда даже самые близкие люди ничем не смогут помочь. Придется доверять лишь собственной совести и разуму.
Не читай наставлений, Таурас. Я достаточно твердо стою на земле. Давай-ка лучше спать.
Спи, спи. Другого ответа я и не ожидал.
Надо бы еще разок поговорить с братом, думает Вайдас, разглаживая едва заметные морщинки на монотонно вращающемся рулоне пленки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54