Дверь приоткрывается. Старуха просовывает руку в щель:
– Возьми пять – с меня и трех хватит…
Платон:
– Мне холодно. Нельзя ли идти побыстрее, Сократ?
Аполлодор:
– Медленно течение Стикса…
Они прибавили шагу. Впереди них бредет, качаясь, пожилой человек – и вдруг падает лицом вниз.
Сократ склонился к нему:
– Что с тобой? Что случилось?
– Не могу больше… Не держусь на ногах… Дышать нечем… Пить! Воды!
Федон кинулся к лачуге:
– Человек упал! Идите скорее! Дайте ему воды!
– А тебе-то что? – ответил изнутри грубый мужской голос.
Федон:
– Дай напиться упавшему… Может, он умирает!
– Это наше дело. Не твое. Проваливай!
– Река ужаса… – повторяет Аполлодор.
Завернули в следующую улочку. Быстро смеркается. Скоро станет совсем темно. Со всех сторон доносятся крики, плач, проклятия, жалобы, возгласы отчаяния…
– Почему они так жалобно кричат? – спросил Сократ человека, сидевшего перед хижиной.
– Больные они. Зараженные. Все тело в язвах, болячках, все гноится. Я ношу им холодную воду. Больше ничего не сделаешь.
– Идемте, – сказал Платон. – Заклинаю вас всеми богами, идем дальше!
Проходят мимо ограды. За нею слышится безутешный плач. Отворяют калитку – видят: низенький человек подобострастно склоняется перед верзилой, который, расставив ноги, мочится, как вол.
Рядом с низеньким человеком – обнаженная девочка, щеки ее пылают от стыда. Закрыться бы ей – ах, руки малы!
– Лучший товар, господин. Отличное качество. Ты только пощупай. И для тебя – всего за сто драхм. А стоит все четыре сотни. – Человечек оживляется. – Есть у меня еще одна, ей только десять… Замечательная! Сейчас приведу….
– Отличное качество! – хохочет покупатель и от скуки хлещет девочку коротким хлыстом по груди, по животу.
Девочка вскрикивает, плачет… Сократ рывком распахнул калитку, вырвал хлыст у верзилы:
– Смотрите, благородные господа, каков храбрец! Новый греческий герой! Современный Ахилл!
Верзила, дрожа от ярости, кликнул рабов, велел расправиться с Сократом и его друзьями.
Но рабы не осмеливаются – остановились в нерешительности. Тем временем низенький выволакивает из сарая следующую жертву…
– Уйдем отсюда скорей, – пробормотал Антисфен. – Страшная река – Стикс…
Наконец, почти уже в темноте, Сократ привел учеников к Лете, реке забвения. Тела спящих и бодрствующих валяются по всей улочке. Среди них попадаются и мертвецы. Но больше всего – пьяных, ибо вино дарит забвение.
– Войду к фараону, царю египетскому, и даже не поклонюсь ему, слышите – не поклонюсь… – бормочет пьяный.
А другой, расчесывая лишай:
– Ох, как хорошо здесь, только вот крысы бегают у меня по лицу какие-то мокрые, ну, зато охлаждают…
– Вот бы поймать их да съесть…
– Принеси козла в жертву Пану, как полагается в праздник…
– Господин! – Молодой женский голос из хижины. – Купи меня на время! Всего за пять драхм…
Этот возглас словно разбудил улицу. Где-то забренчали на кифаре, кто-то запел печальную песню.
Сразу зашевелилось множество людей, стараясь перекричать друг друга, высыпали на улицу женщины – молодые, немолодые, старые…
– Я голодная, купи меня, господин!
– Нет, меня – она вчера ела! И я – моложе! – Женщина кинулась к Антисфену. – Ты, конечно, не богач, но пять-то драхм дашь мне…
– Не хочу! Не дам! – брезгливо отшатнулся тот.
Из хижины выскочил мужчина.
– Почему ты ее не хочешь, господин? Это моя жена… Знает толк в этом самом… Купи ее! У нас четверо детей… Она тебе и за четыре драхмы даст – по драхме на ребенка… Смилуйся!
К Платону, словно лунатик, приблизилась молодая девушка, вдохнула благовония, которыми сбрызнута его хламида:
– Ах, как пахнет… Так, давно когда-то, пахло от моего пеплоса… Возьми меня, пригожий юноша, возьми на часок. Пойдем со мной. Я зажгу светильник, и ты увидишь, как я красива… Сладко буду любить тебя! – Она перешла на шепот. – И – даром! Ничего не хочу за это! Хочу забыться!
Она крепко обняла Платона худенькими руками, светившимися в темноте. Он вырвался, кинулся к Сократу:
– Зевсом заклинаю тебя, учитель, пойдем, прошу, уйдем отсюда!
Спотыкаясь в темноте, они выбрались из Тартара – и открылось их взору мраморное чудо, белоснежный Акрополь, а над ним – яркий диск луны.
3
Под стеной роскошного дома Анита, в тени, расположилась кучка людей без работы. Эти недобровольные лентяи, пиявками присосавшиеся к городу, коротают время, играя в кости, в щелчки, обмениваясь грубыми шутками, вспоминая о доме и ругая обстоятельства.
Неподалеку от них, на самом солнцепеке, стоит Сократ, погруженный в думы. На него посматривают с удивлением и тревогой. Кто это? Чего ему надо? Голодранец какой-то – гиматий засален, ноги босы… Дурак – в такое время дня торчит на солнце с непокрытой башкой…
Молодой мужчина из тех, кто сидел в кучке, глянул, высоко ли солнце, – поднялся и зашагал к центру города.
– Ты куда, Кирон?
– Работать. Взяли меня – амбар строить.
– Видали! Его-то приняли, клянусь Деметрой и Корой! А почему – его? Почему не меня? Ну как же. Молодой, сильный. Нас-то, кто постарше, небось не берут. Хоть ложись да помирай!
– Молчи! Тебе похлебку выдают?
– Плевал я на эту бурду! Обещали златые горы, а на поверку – шиш.
– Чего ты удивляешься, – урезонивает один изгнанник из оливового и виноградного рая другого изгнанника. – Много тут нашего брата.
– А вот и буду удивляться! Четвертый год у кормила народолюбцы, а для нас и пальцем не пошевелили. Зато языком трепать горазды. Все-то у них свобода да свобода. Только – для кого? – Бедняк погрозил кулаком дому Анита. – Погоди, болтун! Тряхну я свободно твой кошель, который тебе рабы наполняют!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173