Он не вынес напряжения, сдавившего ему виски. Вскочил и без единого слова выбежал со двора.
– Куда это он? Что с ним такое? – встревожились гости Сократа, но тот мягко улыбнулся, отвечая:
– Не обращайте внимания, милые. Порой даже в дурном человеке вспыхивает на минутку искорка совести – или стыда…
– Дурной человек? Что ты говоришь, учитель? – недоуменно спросил Аполлодор. – Какое зло причинил тебе Анит?
– Успокойся, мой маленький. Ничего злого со мной не может стать.
Критон сказал:
– Но он был странен в последние дни. Не нравился он мне.
– Критон прав, – подхватил Платон. – И мне он не нравился.
Сократ беспечно отмахнулся. И в эту минуту во двор вошел скиф. Поздоровался и сказал:
– Архонт басилевс посылает Сократу это письмо. Мне велено выслушать твой ответ.
Мирто охватила дрожь. Ксантиппа не могла отвести испуганных глаз от посланца, друзья в тревоге смотрели на Сократа. Тот развернул свиток и прочитал вслух:
– «Архонт басилевс этим письмом вызывает Сократа, сына Софрониска из дема Алопека, на пятый от нынешнего день, к третьему пению петуха, предстать перед народным судом по обвинению в непризнании богов, признаваемых государством, во введении других, новых божеств, далее, в развращении молодежи».
В гробовой тишине, полной ужаса, прозвенел крик Аполлодора:
– Мой Сократ!
Сократ, нажав ему на плечи, усадил на скамью и обратился к посланцу:
– Передай архонту басилевсу – я явлюсь в назначенное время. Хайре.
Удрученная тишина.
– Не падайте духом, друзья. Афины услышат моих обвинителей, но они услышат и меня.
Критон взял старого друга за руку.
– Но подумай, Сократ, в таких случаях афинский закон…
Тот быстро перебил его, глянул укоризненно:
– Я знаю, что ты хочешь сказать.
Напряженное молчание. Светятся белые стены дома, излучая впитанное за день солнечное сияние. Роса пала на кусты олеандра, в воздухе разлит дурманящий аромат.
Но никто не воспринимает прелесть вечера. Симон за всех выразил тревогу:
– Что же станет с тобой?!
– Дело не во мне самом, друзья. Дело в моих мыслях: что станет с ними? На свете всегда будет происходить борьба между хитростью и мудростью. Побеждать будет то одна, то другая. Но как бы долго ни длилось колебание весов – в конце концов чаша хитрости окажется более легкой… – Сократ погладил Аполлодора по волнистым волосам. – Мудрость – не неподвижная глыба мрамора. Мудрость – живое пламя, которое надо постоянно поддерживать и питать. И это – ваша работа, друзья.
Аполлодор благоговейно слушал, прикованный взором к учителю.
– И ты возьмешься за эту работу, – сказал ему Сократ. – Правда, мой маленький?
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

1
Много рассветов простоял за свою жизнь Сократ под открытым небом, ожидая восхода солнца. Он любил эту тишину, когда дух человека, не отвлекаемый ничем, бродит по тропинкам, едва ли столь же легко проходимым при свете дня. Но нынешнюю ночь он простоял всю напролет.
Он поднялся на мраморный куб, чтобы лучше видеть Гиметт, из-за которого встанет его милый крестный – солнце.
Сегодня не было тишины. Из домишек Алопеки, теснившихся друг к другу, задолго до рассвета доносились обрывки взволнованных разговоров: с той стороны, с этой – отовсюду!
Бог сна Гипнос не властвовал этой ночью над афинскими крышами. За многими стенами звучали возбужденные речи: ведь утром предстанет перед судом человечнейший из афинских граждан – Сократ.
А он недвижно стоит на мраморном кубе. Слышит этот непокой, слышит испуганные голоса, слышит – сегодня его город не может уснуть. Улыбается: вот оно, благо! В столь злой час я не одинок.
С ароматами олеандров и кипарисов смешивается запах дыма. Кое-где уже встают, кипятят к завтраку молоко, пекут лепешки – суд продлится до вечера. Спешат – не опоздать бы, видеть, слышать, быть с ним…
Бодрствуют и Ксантиппа, и Мирто. Последняя босиком скользнула во дворик, увидела на фоне неба неподвижный силуэт Сократа. Вышла из дому и Ксантиппа. Обе женщины в страхе прижимаются друг к другу. Видят: вокруг силуэта Сократа бледнеет небо.
Мирто прошептала:
– Пусть бы солнце не всходило сегодня!
Мелет велел Абиссе разбудить себя на рассвете. Обычно, когда она приходила его будить, распускала волосы, как он любил. Сегодня Абисса свернула волосы в тугой узел и перевязала цветной лентой. Она знает, куда собирается господин, и потому не ложится к нему, как всегда, чтоб приятным было для него вступление в день.
Абисса нежно поцеловала Мелета:
– Светает, дорогой. Впереди у тебя великий день.
Он ответил на нежность жестокостью: так ущипнул за грудь, что женщина заплакала от боли.
– Да, Абисса, – сказал он, поднимаясь с постели. – Великий день. Мой и Сократа. Сократа и мой.
Абисса посмотрела ему в лицо. Как оно постарело за ночь. Или это глаза постарели? Почему? Ведь судить-то будут не его…
– Ванна готова?
– Конечно, господин, – сказала рабыня, провожая его в ванную. – Какую одежду приготовить тебе?
Мелет мысленно перебрал дары, полученные вчера в виде аванса от Анита. Крикнул, уже сидя в ванне:
– Терракотовый хитон, золотой браслет и… Какой бы взять плащ?
– Алый? – предположила Абисса.
– Нет! Скажут, – подражаю Алкивиаду.
– Может, новую зеленую хламиду, расшитую золотом?
– Вот то, что нужно! Буду во всем новом.
Он оделся после купания и сел завтракать. Абисса рассказала ему о волнении в городе. Но всеми помыслами своими Мелет был уже в ареопаге.
Доев, он повторил перед зеркалом свою обвинительную речь против Сократа, тщательно следя за точностью ораторских жестов и мимики.
Вдруг злобно рассмеялся: погоди, старый!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173