ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
А надсмотрщика давно и след простыл. Теперь он будет платить за свои покупки, поворачиваясь спиной. Хорошее платежное средство в такие времена.
На стене портика намалевана огромная карта Средиземноморья. Государства его обозначены разными красками. Перед картой – толпа.
– Где же эта самая Сицилия?
– А ты, умник, не знаешь? Вот она!
– Чего ж это она такая желтая?
– Сера. Хлеб. Золото.
– О, Афина, какие сокровища! Они-то нам и нужны! – И спрашивающий пялит глаза на Сиракузы, обведенные красным кружком, словно уже охваченные пожаром.
– Потому-то и идем на них, баранья твоя башка!
– Еще не идем. Еще экклесия не проголосовала, еще…
– Еще тебя ждут, дубина, твоего милостивого разрешения начать войну!
– А я бы и не дал такого разрешения. Кабы от меня зависело – запретил бы.
– Вон как! Это почему же?
– Опять прольется кровь афинян! Да самая лучшая!
– Ну, твоя-то вряд ли прольется. Не бойся.
Рев, смех. Рев, негодование.
– Таких засранцев, как ты, в других местах камнями побивают, понял?!
– Дайте ему пинка, паршивому изменнику!
А тот уже испарился как дух – отправился сеять семена недоверия на другой конец агоры. Везде люди, везде уши, везде доверчивые простачки, которых можно обвести вокруг пальца.
Женские голоса:
– Далеко-то как! Сицилия! Долго же не увидим мужей…
– Замена останется!
– И вообще, как оно там, на этой Сицилии? Слыхала я, есть там громадная гора, а из нее огонь…
4
Сократ возвратился домой, еще в калитке окликнул Ксантиппу:
– Иппа, душенька! Вот я и пришел к ужину…
Он поиграл с Лампроклом, который, изображая гоплита, размахивал очищенной от коры веткой, словно мечом, и топал по двору босыми ножками. Потом Сократ вымыл руки, удобно уселся за стол под платаном, где всегда ужинала семья, и стал ждать.
Вышла Ксантиппа, и Сократ удивленно на нее воззрился: не поцеловала его, как обычно, ни словом не попрекнула за то, что целый день его не было дома. И еды никакой не вынесла. Села напротив, сложив руки. Ага, подумал Сократ. За день здесь что-то произошло…
– Ну, говори, милая, сказывай, что у тебя на сердечке, да и дай нам поужинать. Мы проголодались, правда, Лампрокл?
– Хочу я немножко побеседовать с тобой.
– Что? Ты? Клянусь псом, беседы мне всегда по душе, даже в собственном доме. Но нельзя ли после ужина?
– Нельзя.
Он вздохнул и потянулся к сумке за семечками.
– Ну начинай, дорогая. Я готов.
Ксантиппа, устремив на мужа черные глаза, заговорила так:
– Сократ учит: отсутствие всяких потребностей – свойство богов; чем меньше у нас потребностей, тем ближе мы к божественному, к совершенству. Так что сегодня мы станем богами.
Сократ, не догадываясь, к чему она клонит, воспринял ее слова с юмором:
– Вот как! Это мне нравится. Какой же богиней хочешь ты стать? Которую выберешь из всей толпы?
– Я еще подумаю. Сначала выбирай ты.
– Я? Мне, видишь ли, не приходило в голову… Который из них лучше? Нет, не так. Которому из них лучше живется? Ясно, кому: Зевсу! У него есть личный виночерпий Ганимед, и стройнобедрая Геба носит ему на стол яства, и на каждом шагу у него красивая земнородная – наш Дий гуляка из гуляк! Я, Иппа, выбираю Дия.
Ксантиппа улыбнулась – в уголках ее губ залегла маленькая черточка коварства.
– Так! Наш папочка выбрал величайшего обжору на Олимпе, да не накажут меня боги! Кто бы ожидал от столь мудрого аскета. Значит, я лучше следую учению Сократа, чем ты.
– Как это понять, милая?
– Ну, возможно меньше потребностей – это ведь божественно, правда? Вот я и выбираю Эхо.
Сократ удивился:
– Эхо? Богиню Отзвука? Почему?
– Во-первых, она очень болтлива, как и я. Во-вторых, слыхал ты когда-нибудь, чтоб Эхо чем-то питалась?
– Я люблю хорошую шутку, – с упреком сказал Сократ. – Но такие речи вместо еды…
– Вот именно, дорогой. Бери свой дорожный гиматий и отправляйся на Олимп.
– Что мне там делать?
– Напросись там на ужин, как ты привык делать здесь. А я возьму Лампрокла, мы встанем у портика на агоре и, быть может, выклянчим себе что-нибудь на ужин.
– Клянусь псом, что это значит? – всерьез рассердился Сократ.
Ксантиппа в ответ привела неумолимые расчеты:
– Сколько мы выручили от продажи оливок? Несколько драхм. На эти деньги купили муки и уже всю съели. Из остатков оливок выжали масло и тоже съели. Вино из Гуди выпил ты с друзьями. А несколько кружек молока, что я надаиваю от козы, – это для Лампрокла.
– Почему же ты мне… – начал было Сократ, но его тотчас перебили.
– Готовится война. На рынке начинается паника. Ничего нет. Ничего не будет. Из-под полы-то все будет – конечно, за серебро. В нашем доме – ни обола. Софисты… Молчи! Я осведомлялась! Софисты берут в месяц по пятидесяти драхм с ученика. Сколько у тебя учеников? Да из каких богатых семей! И – ни гроша. Ловишь людей на крючок, как рыбак рыбу. А поймаешь – ни чешуйки тебе не перепадает. Молчи! Так и слышу твое: «Но, Иппа, я думаю о человеке, а не о драхмах! От человека зависит и его счастье, и счастье всех…» Какой тебе прок оттого, что ты заботишься об их счастье? А? Знаю, скажешь, мол, награда твоя велика: благо людей. Ну ладно. Накорми же меня и нашего мальчика этим благом! Ага, не можешь? То-то и оно, мудрая твоя голова! И опять слышу, как ты говоришь: чего нам не хватает, моя лошадка? У меня есть ты, у тебя – я, у нас обоих – малыш, который вырастет красивым в маму и глупым в папу…
Сократ расхохотался:
– Точно так, дорогая!
– Не сказал ли тебе в глаза Антифонт, какой ты безумец? Такой жизни не выдержал бы ни один раб! Питаешься – хуже быть не может… Раб не выдержит – а мне выдерживать? Нам с Лампроклом тоже вместо еды семечки лузгать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
На стене портика намалевана огромная карта Средиземноморья. Государства его обозначены разными красками. Перед картой – толпа.
– Где же эта самая Сицилия?
– А ты, умник, не знаешь? Вот она!
– Чего ж это она такая желтая?
– Сера. Хлеб. Золото.
– О, Афина, какие сокровища! Они-то нам и нужны! – И спрашивающий пялит глаза на Сиракузы, обведенные красным кружком, словно уже охваченные пожаром.
– Потому-то и идем на них, баранья твоя башка!
– Еще не идем. Еще экклесия не проголосовала, еще…
– Еще тебя ждут, дубина, твоего милостивого разрешения начать войну!
– А я бы и не дал такого разрешения. Кабы от меня зависело – запретил бы.
– Вон как! Это почему же?
– Опять прольется кровь афинян! Да самая лучшая!
– Ну, твоя-то вряд ли прольется. Не бойся.
Рев, смех. Рев, негодование.
– Таких засранцев, как ты, в других местах камнями побивают, понял?!
– Дайте ему пинка, паршивому изменнику!
А тот уже испарился как дух – отправился сеять семена недоверия на другой конец агоры. Везде люди, везде уши, везде доверчивые простачки, которых можно обвести вокруг пальца.
Женские голоса:
– Далеко-то как! Сицилия! Долго же не увидим мужей…
– Замена останется!
– И вообще, как оно там, на этой Сицилии? Слыхала я, есть там громадная гора, а из нее огонь…
4
Сократ возвратился домой, еще в калитке окликнул Ксантиппу:
– Иппа, душенька! Вот я и пришел к ужину…
Он поиграл с Лампроклом, который, изображая гоплита, размахивал очищенной от коры веткой, словно мечом, и топал по двору босыми ножками. Потом Сократ вымыл руки, удобно уселся за стол под платаном, где всегда ужинала семья, и стал ждать.
Вышла Ксантиппа, и Сократ удивленно на нее воззрился: не поцеловала его, как обычно, ни словом не попрекнула за то, что целый день его не было дома. И еды никакой не вынесла. Села напротив, сложив руки. Ага, подумал Сократ. За день здесь что-то произошло…
– Ну, говори, милая, сказывай, что у тебя на сердечке, да и дай нам поужинать. Мы проголодались, правда, Лампрокл?
– Хочу я немножко побеседовать с тобой.
– Что? Ты? Клянусь псом, беседы мне всегда по душе, даже в собственном доме. Но нельзя ли после ужина?
– Нельзя.
Он вздохнул и потянулся к сумке за семечками.
– Ну начинай, дорогая. Я готов.
Ксантиппа, устремив на мужа черные глаза, заговорила так:
– Сократ учит: отсутствие всяких потребностей – свойство богов; чем меньше у нас потребностей, тем ближе мы к божественному, к совершенству. Так что сегодня мы станем богами.
Сократ, не догадываясь, к чему она клонит, воспринял ее слова с юмором:
– Вот как! Это мне нравится. Какой же богиней хочешь ты стать? Которую выберешь из всей толпы?
– Я еще подумаю. Сначала выбирай ты.
– Я? Мне, видишь ли, не приходило в голову… Который из них лучше? Нет, не так. Которому из них лучше живется? Ясно, кому: Зевсу! У него есть личный виночерпий Ганимед, и стройнобедрая Геба носит ему на стол яства, и на каждом шагу у него красивая земнородная – наш Дий гуляка из гуляк! Я, Иппа, выбираю Дия.
Ксантиппа улыбнулась – в уголках ее губ залегла маленькая черточка коварства.
– Так! Наш папочка выбрал величайшего обжору на Олимпе, да не накажут меня боги! Кто бы ожидал от столь мудрого аскета. Значит, я лучше следую учению Сократа, чем ты.
– Как это понять, милая?
– Ну, возможно меньше потребностей – это ведь божественно, правда? Вот я и выбираю Эхо.
Сократ удивился:
– Эхо? Богиню Отзвука? Почему?
– Во-первых, она очень болтлива, как и я. Во-вторых, слыхал ты когда-нибудь, чтоб Эхо чем-то питалась?
– Я люблю хорошую шутку, – с упреком сказал Сократ. – Но такие речи вместо еды…
– Вот именно, дорогой. Бери свой дорожный гиматий и отправляйся на Олимп.
– Что мне там делать?
– Напросись там на ужин, как ты привык делать здесь. А я возьму Лампрокла, мы встанем у портика на агоре и, быть может, выклянчим себе что-нибудь на ужин.
– Клянусь псом, что это значит? – всерьез рассердился Сократ.
Ксантиппа в ответ привела неумолимые расчеты:
– Сколько мы выручили от продажи оливок? Несколько драхм. На эти деньги купили муки и уже всю съели. Из остатков оливок выжали масло и тоже съели. Вино из Гуди выпил ты с друзьями. А несколько кружек молока, что я надаиваю от козы, – это для Лампрокла.
– Почему же ты мне… – начал было Сократ, но его тотчас перебили.
– Готовится война. На рынке начинается паника. Ничего нет. Ничего не будет. Из-под полы-то все будет – конечно, за серебро. В нашем доме – ни обола. Софисты… Молчи! Я осведомлялась! Софисты берут в месяц по пятидесяти драхм с ученика. Сколько у тебя учеников? Да из каких богатых семей! И – ни гроша. Ловишь людей на крючок, как рыбак рыбу. А поймаешь – ни чешуйки тебе не перепадает. Молчи! Так и слышу твое: «Но, Иппа, я думаю о человеке, а не о драхмах! От человека зависит и его счастье, и счастье всех…» Какой тебе прок оттого, что ты заботишься об их счастье? А? Знаю, скажешь, мол, награда твоя велика: благо людей. Ну ладно. Накорми же меня и нашего мальчика этим благом! Ага, не можешь? То-то и оно, мудрая твоя голова! И опять слышу, как ты говоришь: чего нам не хватает, моя лошадка? У меня есть ты, у тебя – я, у нас обоих – малыш, который вырастет красивым в маму и глупым в папу…
Сократ расхохотался:
– Точно так, дорогая!
– Не сказал ли тебе в глаза Антифонт, какой ты безумец? Такой жизни не выдержал бы ни один раб! Питаешься – хуже быть не может… Раб не выдержит – а мне выдерживать? Нам с Лампроклом тоже вместо еды семечки лузгать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173