А сам во все глаза на Густава глядит так, что у того мороз кожу дерет. — Камень сей нынче вечером в твоей мастерской на Фонтанке сыскали, в тайной нише, что под половицей была устроена. Там он лежал и оттуда мною взят был!..Густав на алмаз глядит, ничего-то не понимая, и что сказать на то, не знает!— Как же ты о нем и откуда он взят, ничего не ведаешь, когда его у тебя нашли? — кричит, брови грозно хмуря, Ушаков. — Говори, откуда камень взят и для каких таких целей?!А что на то сказать?.. Не прятал Густав тот камень и в глаза его не видел! Может, из подмастерьев кто или из слуг его под половицу засунул? Да только зачем?.. Камень такой больших денег стоит, которых у них нет и отродясь не бывало! А спрятавши, чего они его тогда обратно не вынули?— Молчать станешь — живо тебя на дыбу вздерну! — обещает, грозит генерал-майор. — Все одно все скажешь, но тока через муки смертные!И ведь — вздернет!И рад бы Густав во всем признаться, да только не знает, в чем! Глядит растерянно, сам белый как мел и что-то, так что не услышать и не понять, губами шепчет. Страшно ему!Ушаков совсем осерчал.— Теперь мне ничего не скажешь — огнем пытать буду! Решай Густав!.. Через час приду!..Встал, да вышел.А Густав остался.Что ж такое происходит-то? Откуда тот камень взялся?.. И караульный офицер, который его оговорил?.. И остальные?.. И зачем князь-кесарь рассказал, чего на самом деле не было?..Стоит Густав — чуть не плачет!Ничего понять не может!..И вот уж и минута прошла.И за ней другая.И уж осталось от того, отпущенного ему Ушаковым часа, меньше половинки!.. И что-то с ним после будет?! Глава 46 С лязгом прокрутился в замке ключ, громыхнул засов, застонали петли, и металлическая дверь раскрылась.— Выходь! — скомандовал надзиратель. — С пожитками!С пожитками — это значит в другую камеру, на каторгу или хоть даже на свободу. Везде — с пожитками.Мишель быстро собрал все свои вещи и, зажав под мышкой, вышел из камеры.Надзиратель сопроводил его до лестницы, где с рук на руки передал конвоиру, который повел его дальше, по бесконечным «Крестовским» коридорам и этажам.Куда — уж не в общую ли камеру?..Но нет — не в общую. В административном корпусе Мишеля поджидал благообразного вида господин, в добротном пальто, в калошах и с зонтиком.— Вы Фирфанцев?— Да, — кивнул Мишель.Гражданин многозначительно взглянул на конвоира, отчего тот, отступив, вышел из помещения, угодливо прикрыв за собой дверь.— Я к вам по поручению Михаила Ивановича, — сказал господин. — Ознакомьтесь, пожалуйста.Протянул какой-то казенного вида лист. Где были синие печати и размашистые подписи и было сказано, что арестанта Фирфанцева нынче же, по получении данного распоряжения, следует освободить из-под стражи, передав в руки господина Ухтомцева...Наверное, того самого, в калошах и с зонтиком, который теперь ожидал, когда он дочитает бумагу.— Я свободен? — спросил Мишель.— Некоторым образом, — загадочно ответил господин. — Но прежде я хотел бы просить вас об одном одолжении...Интересно знать, что может «Крестовский» арестант «одолжить» столь важному господину.— Вы ведь, кажется, расследовали дело о хищении драгоценностей царской фамилии?Мишель, все еще не понимая, куда клонит господин, кивнул.— Но все, что я знал по данному делу, я уже сообщил, — сказал он.— Я в курсе, — улыбнулся Ухтомцев. — Но, к сожалению, этого недостаточно. И от лица Михаила Ивановича я хотел бы просить вас продолжить начатое вами расследование. Должен вам сказать, что Михаил Иванович и Александр Федорович крайне обеспокоены судьбой данных ценностей...— Александр Федорович? — в первое мгновение не понял Мишель.— Да, Керенский... Речь идет о весьма значительных средствах, которые теперь, когда Россия находится на великом историческом переломе, могли бы послужить во благо русского народа.Опять слова...— Но эти драгоценности принадлежат царской фамилии, — был вынужден напомнить Мишель.— Трехсотлетняя династия Романовых закончилась, — мягко возразил господин Ухтомцев. — Бывший государь-император, равно как его семейство, теперь не более чем рядовые, пользующиеся общими со всеми правами, граждане. В связи с чем все ранее принадлежавшее им имущество обращено в доход государства.— И все же вряд ли я смогу быть вам полезен, — развел руками Мишель. — Ведь я служил в царской полиции, чины которой теперь лишены права занимать сколько-нибудь серьезные, тем более связанные со следственной деятельностью, должности. Насколько я осведомлен, их повсеместно отлавливают и отправляют на фронт?— Вы правы, — ничуть не смутившись, ответил господин Ухтомцев. — Есть предложение из бывших жандармов формировать маршевые батальоны, которые спешным порядком отправлять в действующую армию. Для их же блага, дабы исключить случаи самосуда и дать им возможность искупить свою вину на поле брани...Господин все более сбивался на привычный ему митинговый тон.— Довольно им, сидя на народной шее, в сытом тылу жировать! Пусть тоже порох понюхают, пусть повоюют, как иные!— А вы где изволили воевать? — не сдержавшись, спросил Мишель.— Я, собственно, не воевал, я по финансовой части, — ответил господин.— А мне пришлось, — глухо сказал Мишель. — Правда, недолго — всего полгода. После чего я был списан по случаю получения контузии. И уже здесь, в, как вы выразились, «сытом тылу» получил два ранения — ножевое и огнестрельное. А иные и вовсе головы положили!Ухтомцев на мгновение стушевался.— Да, конечно... Речь идет не о вас. К вам мы никаких претензий не имеем. Почему предлагаем это в высшей степени ответственное дело! Впрочем, ваше право отказаться, выбрав иной путь, — многозначительно сказал Ухтомцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83