Секретарь побелел и чуть не бухнулся на пол, потому что все, как водится, сошлось на нем. На самой мелкой, от которой решительно ничего не зависело, сошке.— Почему не сделал? — оборотился к секретарю Петр. — Почему не сделал?! — крикнул из-за спины царя на секретаря президент.— Я сейчас, сию минуту!.. — залепетал секретарь, хватая Густава за рукав и увлекая его в свой закуток.Справедливость восторжествовала — Густав в мгновение ока получил все требуемые бумаги, а нерадивый секретарь был с громом и треском изгнан из присутственного места.— Ну что, получил, что хотел? — спросил довольный собой Петр.Густав вновь поклонился.— То-то! Теперь со мной пойдешь!Густав хотел отказаться, но не тут-то было! Русский царь возражений ни в большом, ни в малом не терпел.— А не пойдешь, откажешь — счас все твои бумаги в клочки! — пригрозил Петр.Вечер, ночь и день Густав Фирлефанц таскался за царем, все ноги в кровь исколотив, на ладони заноз насажав, когда на строящийся фрегат по доскам карабкался, и полведра водки употребив.— Не пущу тебя в Амстердам! — бушевал, лапая его и целуя в губы, пьяный русский царь. — Накось, выкуси! Будешь здесь жить! Чего тебе у нас не хватает?— Все хватает Гер Питер, — пьяно лопотал Густав. — Но я жениться хочу...— Жениться?.. — переспросил царь. — Ладно! Вот прямо теперь тебя и женим! Есть у нас девки на выданье?Кто-то услужливо подсказал несколько имен.Скорый на дурное дело, царь вскочил, потянув за шиворот Густава.— Пошли!— Не могу... я... В Амстердам... мне, — лепетал тот заплетающимся языком, пытаясь плюхнуться обратно на лавку.Но Петр тряхнул его так, что зубы клацнули.— Цыц! Еще благодарить меня будешь! А не то враз — за Уральский камень сошлю!..Когда пьяная компания стала ломиться в три часа ночи в спящий дом, дворовые чуть было не взялись за дреколье. Но проснувшиеся хозяева заметили среди ночных злодеев двухметровую, рыгающую на забор, фигуру в ботфортах, узнали ее и забегали как оглашенные, чтобы принять как положено дорогих гостей.Не снимая грязных сапог, роняя за собой комья грязи, ночные гости протопали в дом, потребовав, чтобы хозяева привели им всех своих дочерей. Девиц подняли с постелей, кое-как подмалевали и поставили в рядок перед гостями.— Выбирай! — широким жестом предложил Петр.Выбирать Густав ничего не мог, потому что ничего не видел, будучи вусмерть пьяным. Ему теперь что девица на выданье, что отрок, что свинья в чепчике — все было едино.— Вот эту бери! — больно толкнул его в бок локтем Петр. — Справная девка. Или ту... Берешь?— Беру, — кивнул Густав, роняя голову на грудь.— Ее берем, — ткнул Петр пальцем в отобранную девицу.В ту. А может, в другую...— Как же так-то? — охнула мать.Но ее сзади, кулаком промеж лопаток, саданул тоже оторопевший, но не желающий ехать за Урал, отец.— Молчи, дура! Сам царь сватом в дом пришел!..Пьяная ватага поднялась, подхватила словно вихрем невесту и жениха и потащила их прямиком в церковь...Когда утром Густав Фирлефанц пришел в себя, он обнаружил рядом с собой какую-то испуганную, сжавшуюся в комок, голую девицу с длинной, по пояс, косой.— Ты кто такая? — спросил он, думая что угодил в вертеп.— Жена ваша! — всхлипнула та. И зарыдала в голос.Густав отчаянно замотал раскалывающейся от боли головой, чтобы хоть что-то вспомнить. Так и не вспомнил...Но деваться было уже некуда и в Голландию ехать незачем. И Густав смирился со своей участью. Тем более что невеста ему понравилась своей красотой и кротостью.Ну и пусть!.. Первая встреча с русским царем там, в Голландии, принесла ему удачу. Так, может, и вторая тоже?..Пусть будет как есть.Как судьбой предначертано!.. Глава 19 А вот теперь-то они и схватят их за руку, и сволокут в участок! Ату их!..— А бумаги у вас имеются?— Имеются!— С печатями?— Со всеми!— С гербовыми?— Сними!— Тогда вам необходимо переодеться...— Во что?— Вот в эту одежду.«Эту одежду» назвать одеждой можно было только с большой натяжкой. Причем разве только с мылом. Потому что эта одежда была цельнокроеным комбинезоном, с единственной «молнией» на груди и капюшоном на резинке.— Так что же, нам раздеваться?— Да. Совсем. Как на медосмотре.Свою одежду они оставили в специальных ящиках. И обувь — тоже, получив взамен нее специальные, на пористой подошве, бахилы. Теперь они выглядели в точности как хирурги перед операцией. Так ведь на операцию и шли!..Спустились в хранилище. Да не в то, куда водят экскурсантов, а в другое, где драгоценности не выставляются напоказ, а хранятся под семью замками, подальше от любопытствующих глаз.— Сюда, пожалуйста.Стальная дверь отошла в сторону. За ней были стеллажи, на полках которых теснились пронумерованные контейнеры с драгоценностями. Так и хочется сказать — запыленные. Только никакой пыли в хранилищах, где поддерживается постоянный микроклимат, нет.Хранитель, проходя вдоль стеллажей и сверяясь по описи, отыскал нужный номер. Ага, вот он — тридцать шесть тысяч пятьсот семнадцатый!Вот-вот, подайте-ка вы его теперь сюда!..Контейнер сняли и поставили на стол, под свет ламп.Хранитель, который каждый день имел дело с несметными сокровищами, давно перестал воспринимать пудовые слитки — золотом, а алмазы — ценностью, видя в них лишь инвентарные номера.Он взял контейнер, открыл, откинул крышку и отошел в сторону.— Пожалуйста...Что — пожалуйста?— Можете полюбопытствовать — все как есть все на месте!Вот так номер... Причем тот самый — тридцать шесть тысяч пятьсот семнадцать с буквой А! Вот же он... Тот самый! Колье золотое, в форме восьмиконечного многогранника с четырьмя крупными, по двенадцать каратов каждый, камнями по краям и одним, на шестнадцать каратов, в центре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83