— Я получил письмо от жены, — сказал Эдди Кэссин. — Она не приедет. — Он помолчал. — Это ее последнее слово, — сказал он, и его изящный рот исказила торжествующая улыбка. — Она выходит замуж за своего шефа. Я же говорил тебе, что она с ним трахается. А я-то ничего и не знал.Догадывался чисто интуитивно. Как тебе моя интуиция, Уолтер?Моска понял, что Эдди сегодня здорово напьется.— Да ладно тебе, Эдди! Ты же абсолютно не семейный человек.— Но мог бы им стать, — ответил Эдди невозмутимо. — Я мог бы попытаться. — И он указал пальцем на кремовую коляску, ярким пятном светлевшую посреди зеленого ковра травы. — Ты же не семейный человек, да вот пытаешься им стать.Моска засмеялся.— Я учусь, — сказал он.Они сидели молча.— Может, сходим сегодня вечерком в «Ратскеллар»? — спросил Эдди.— Нет, — ответил Моска. — У нас есть дома что выпить. Приходи сам.— Знаешь, мне надо постоянно быть в движении. — Эдди поднялся на ноги. — Я не могу торчать у вас в квартире весь вечер. — И он зашагал прочь, стараясь держаться подальше от мишеней.Моска лег, упершись затылком в колени Геллы и обратив лицо к умирающим лучам холодного солнца. Он забыл спросить у Эдди про свои брачные бумаги. Пора бы им вернуться.Он думал о возвращении домой, о том, как он войдет в квартиру, увидит мать, познакомит ее со своей женой, покажет ей ребенка. Глория вышла замуж (он усмехнулся при этой мысли), так что беспокоиться нечего. Вот чудно, что он опять возвращается, — теперь это легче, чем раньше.Глядя на неловко натягивающих луки стрелков и на выпущенные ими стрелы, он вспомнил пожилого солдата на ферме за линией фронта. На этой ферме показывали кино резервистам — зрители сидели на бревнах. Тому солдату было, пожалуй, под сорок, думал Моска. Зажав между коленями шестилетнего французика, он аккуратно расчесывал ему на пробор вьющиеся кудри и пытался заставить чубчик лежать волной. Потом он причесал двух других — девочку и мальчика, тоже держа их у себя между коленями и осторожно поворачивая из стороны в сторону. Закончив их причесывать, старый солдат дал им по шоколадке и взял свою винтовку…Моска рассеянно глядел на лужайку с гомонящими детьми, и ему почему-то казалось, что сейчас на ум приходят очень важные события из его прошлой жизни. Он напряг память и вспомнил солдата-негра, который швырял банки с ананасовым соком из кузова грузовика, мчащегося мимо колонн усталых пехотинцев. Они брели от моря туда, откуда доносилась канонада тяжелых орудий, которая заставляла их морально подготовиться к предстоящему бою, — так воскресный колокол приуготовляет дух к единению с господом. И по мере их продвижения канонада становилась все громче и звонче, уханье орудий все оглушительнее, хлопки выстрелов автоматических винтовок звучали словно минорные аккорды, и перед самым финалом, перед их приобщением к ритуалу тела и души, словно перед вхождением в храм… Но тут он отвлекся и мысленно ощутил прохладную с жестяным привкусом свежесть ананасового сока, вспомнил остановку в пути, краткий привал, во время которого они передавали друг другу вскрытую банку. И перенесся с той дороги на другую дорогу — залитую лунным светом улицу во французской деревушке, где каменные домики тонули во мраке, а у их стен стояли хорошо различимые во тьме грузовики, джипы и огромные тягачи. В конце деревенской улочки стоял танк, покрытый только что выстиранным бельем, которое оставили сушиться под луной.От сухого звона тетивы и легкого свиста рассекающих воздух стрел, казалось, пробудился легкий вечерний ветер. Гелла оторвалась от книги, Моска нехотя встал.— Хочешь чего-нибудь на дорожку? — спросил он у нее.— Нет, — ответила Гелла. — Мне уже некуда.К тому же что-то зуб опять разболелся.Моска только теперь увидел, что у нее чуть посинела кожа нижней челюсти.— Я попрошу Эдди, чтобы он сводил тебя к дантисту на базе.Они собрали разбросанные по траве вещи и погрузили все в коляску. Малыш спал. Они пошли к трамвайной остановке. Когда трамвай подошел, Моска схватил сильными длинными руками коляску и поставил ее на заднюю площадку вагона.Ребенок проснулся и заплакал, Гелле пришлось взять его на руки и убаюкивать. Подошел кондуктор, но Моска сказал по-немецки:— Мы американцы.Кондуктор недоверчиво смерил Моску взглядом, но не стал возражать.На третьей остановке в вагон вошли две девушки из американского женского корпуса. Одна из них, заметив у Геллы на руках ребенка, сказала другой:— Смотри-ка, какой симпатичный немчик!Та заглянула малышу в личико и несколько раз повторила:— Ох, какой милый карапуз! — И, глядя Гелле в глаза, сказала, чтобы она поняла:— Schon!* * Милый, замечательный (нем.) Гелла улыбнулась и взглянула на Моску, но тот не проронил ни звука. Одна из девушек достала шоколадку из сумки и сунула ее малышу под одеяльце. Прежде чем Гелла успела что-то возразить, обе сошли с трамвая и зашагали по улице.Сначала Моску это позабавило, но потом его разобрала злость. Он схватил шоколадку и швырнул ее на улицу.Когда они сошли с трамвая и направились к дому, Гелла сказала:— Не расстраивайся, они приняли нас за немцев.Но дело было не только в этом. Он испугался, словно и впрямь был немцем и как один из побежденных должен был с благодарностью принять этот жест благотворительности и унижения.— Мы скоро уедем, — сказал он. — Я поговорю завтра с Эдди и попрошу его ускорить оформление.Впервые за все время он почувствовал острое желание поскорее покинуть эту страну.Эдди Кэссин ушел с лужайки загородного клуба, не зная толком, куда ему отправиться. Лежащий на траве Моска, голова покоится на коленях у Геллы, рука упирается в кремовую коляску — это зрелище было ему невыносимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87