Моска не разозлился — только смутился и устыдился. Адъютант продолжал уже мягче:— Как только бумаги поступят, я тебе сообщу, о'кей?И получив от ворот поворот, Моска ушел. Идя в управление гражданского персонала, он старался прогнать печальные мысли и волнение, зная, что Гелла все прочитает на его лице. Но Гелла пила с Инге кофе и была занята беседой. Она сняла шляпку с вуалью и пила кофе маленькими глотками, но по ее сияющим глазам Моска понял, что она рассказывает о ребенке. Эдди, откинувшись на спинку стула и улыбаясь, слушал ее рассказ, увидев Моску, спросил:— Ну как, успешно?Моска ответил:— Нормально, он пообещал сделать все, что в его силах, — и улыбнулся Гелле. Правду он скажет Эдди потом.Гелла надела шляпку и попрощалась с Инге.Она пожала руку Эдди и взяла Моску под локоть.Когда они вышли за ворота военно-воздушной базы, Моска сказал:— Мне жаль, малышка.Она обратила к нему лицо и крепче прижалась к его локтю. Он отвернулся, словно не мог вынести ее взгляда.Рано утром, еще до рассвета, Моска проснулся и услышал, что Гелла беззвучно рыдает в подушку.Он притянул ее к себе, и она уткнулась ему в плечо.— Что, очень больно? — шепотом спросил он.— Уолтер, мне очень плохо! Так плохо! — ответила она. Эти слова, похоже, испугали ее, и она, уже не сдерживаясь, заплакала громко, как ребенок, которому приснился кошмарный сон.Боль пронзала все ее тело, отравляла кровь и проникала в каждую клеточку организма. Вспомнив, каким беспомощным выглядел Моска на базе, она испытала ужас, и горючие слезы полились из глаз неудержимым потоком. Она повторила:— Мне так плохо! — Она проговорила эти слова так невнятно, что Моска с трудом разобрал их.— Я поставлю тебе еще компресс, — сказал он и включил ночник.Он испугался, увидев ее. При тусклом желтом свете ночника была видна разросшаяся во всю щеку опухоль, левый глаз не открывался. Черты ее лица странно исказились, отчего теперь в нем было что-то монгольское. Она закрыла лицо руками, а он пошел на кухню согреть воды для компресса.Городские развалины, казалось, парили на двух лучах утреннего солнца, которое сияло прямо в удивленные глазки дочери Йергена. Сидя на большом камне, она запускала пальчики в открытую банку компота из сливы мирабели. Пыльный запах руин уже поднимался от земли. Малышка сосредоточенно выуживала желтые, точно восковые, ягоды и слизывала липкий сок с кончиков пальцев. Йерген сидел рядом. Он привел ее в эту уединенную ложбину среди руин, чтобы она смогла поесть деликатесных ягод, не делясь с немкой-няней.Йерген смотрел на личико дочери умильно и печально. В ее глазках явственно отражался неумолимый процесс расщепления детского мозга.По словам врача, оставалась единственная надежда — увезти девочку из Германии, из Европы. Йергену только и оставалось, что качать головой. Все деньги, заработанные им на черном рынке, пошли на возведение хрупкой стены, отгораживающей ребенка от страданий и несчастий окружающего ее мира. Но врач убедил его, что этого недостаточно. Что стена эта проницаема.И вот он вынес для себя окончательное решение. Он купит фальшивые документы и обоснуется в Швейцарии. На это потребуется еще несколько месяцев и уйма денег. Но она излечится, она вырастет и станет счастливой.Она вытащила очередную ягодку, желтую, сверкающую в глазури сиропа, и, чтобы доставить ей удовольствие, он открыл рот, словно прося угостить его. Она улыбнулась, и, увидев на губах дочки улыбку, он нежно взял ее за подбородок. В долине руин дочка представилась ему пробивающимся росточком, в этот миг она словно перестала быть человеческим существом: глаза были пусты, улыбка казалась страдальческой гримасой.Утренний воздух был напоен прохладой: осень остудила солнце и изменила цвет земли, окрасив серым груды мусора и щебня и разбросав там и сям коричневые пятна мертвой травы.Йерген ласково сказал:— Ну, пойдем, Жизель. Тебе пора домой, а я должен идти на работу.Девочка выронила банку мирабели — вязкий сироп разлился по камням и обломкам кирпича.Она заплакала.Йерген снял ее с камня, поднял вверх и прижал к себе.— Не скучай, сегодня я вернусь рано. И принесу тебе одну вещичку, которую ты сможешь надеть.Но он знал, что она будет плакать всю дорогу, пока они не поднимутся по крутым ступенькам к боковой двери церкви.Йерген увидел на фоне неба человеческую фигуру — человек шел по горам мусора, то и дело исчезая и снова показываясь среди холмиков мусора.Йерген снял девочку с плеча, поставил на землю, и она обхватила его за ногу. Мужчина преодолел последний холм, и Йерген с удивлением понял, что это Моска.Он был одет в военную форму с белой нашивкой гражданского служащего. В утреннем солнце его смуглая кожа приобрела сероватый оттенок, отчего на лице отчетливо проступили усталые морщинки.— Я тебя обыскался, — сказал Моска.Йерген потрепал дочку по голове. Девочка и ее отец отвели взгляд от американца. Йерген подосадовал, что их так легко нашли. Моска, похоже, это понял.— Твоя хозяйка сказала, что обычно вы по утрам ходите сюда.Солнце уже взошло, и до слуха Йергена донеслись звонки трамвая. Он недоверчиво спросил:— Зачем я тебе нужен?Внезапно один из склонов окружавших их мусорных холмов пополз вниз, вздымая тучу пыли, — это был миниатюрный оползень. Моска едва устоял на ногах, чувствуя, как ботинки погружаются в предательски ненадежный грунт. Он сказал:— Мне нужен морфий, кодеин и пенициллин для Геллы. Ты знаешь про ее зуб. Ей совсем плохо. — Он помялся. — Морфий нужен сегодня — она страшно мучается от боли. Я заплачу любую цену.Йерген подхватил дочку на руки и двинулся по руинам. Моска шел рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87