Богатые богатели, бедные беднели, из мелких фермеров выжимались все соки, рабочие работали по двенадцати часов в день, чтобы только-только не умереть с голода, доходы были для богатых, закон был для богатых, фараоны были для богатых;
для того ли пилигримы боролись с бурями, осыпали бегущих индейцев свинцом из шомпольных ружей
и обрабатывали каменистые поля Новой Англии?
Для того ли пионеры перевалили через Аппалачскую горную цепь
с длинноствольными дробовиками за спиной,
с пригоршней зерна в кармане куртки,
для того ли ребята с ферм Индианы поколотили южан и освободили черных?
Пекстон Хиббен был маленький задира, отпрыск одной из лучших семей (у Хиббенов было оптовое мануфактурное дело в Индианаполисе); в школе богатые мальчики не любили его за то, что он водился с бедными мальчиками, а бедные мальчики не любили его за то, что у него были богатые родители,
но он был первым учеником Шорт-Риджской средней,
редактором школьной газеты,
победителем на всех дискуссиях.
В Принстоне он был типичным молодым студентом, редактировал «Тигр», массу пил, не скрывал, что любит поволочиться за девушками, блестяще сдавал зачеты и был бельмом в глазу у ханжей. Естественным продолжением карьеры столь блестящего молодого человека его происхождения и с его положением в обществе была бы адвокатура, но Хиббен мечтал о
путешествиях и романтике в стиле Байрона и де Мюссе, комильфотных авантюрах в чужих странах,
и поэтому
благодаря тому, что семья его была одной из лучших семей в Индиане и дружила с сенатором Бевериджем, он получил дипломатический пост:
3-й секр. и 2-й секр. Американского посольства в С.-Петербурге и Мехико (1905–1906); секр. посольства и повер. в делах в Боготе, Колумбия (1908–1909); в Гааге и Люксембурге (1909–1912); в Сантьяго-де-Чили (1912); в отставке с 1912.
Пушкин вместо де Мюссе; С.-Петербург – романтика молодого денди:
позолоченные шпили под платиновым небом,
льдисто-серая, глубокая Нева, стремительно несущаяся под мостами, на которых звенят колокольчики саней;
возвращение домой с Островов с любовницей великого князя, влюбленной красавицей, исполнительницей неаполитанских уличных песен;
пачку рублей на стол в высоком зале, сверкающем канделябрами, моноклями, бриллиантами на белых плечах,
белый снег, белые скатерти, белые простыни,
кахетинское вино, свежая, как свежескошенное сено, водка, астраханская икра, сиги, финская лососина, лапландская белая куропатка и самые красивые женщины на свете;
но то был 1905-й год, Хиббен однажды вечером вышел из посольства и увидел красное зарево на истоптанном снегу Невского
и красные флаги,
кровь, застывшую в уличных бороздах, кровь, стекающую в колеи;
он увидел пулеметы на балконах Зимнего дворца, казаков, которые неслись на безоружную толпу, просившую мира и хлеба и немного свободы,
услышал гортанный грохот «Русской Марсельезы»;
какая-то заглохшая искра мятежа вспыхнула в старой американской крови, он всю ночь ходил по улицам с революционерами, попал в немилость к послу
и был переведен в Мехико-Сити, где еще не было революции, где были только пеоны и попы и безмолвие больших вулканов.
Сьентификосы выбрали его в Жокей-клуб,
и там, в великолепном здании из голубой пуэбльской черепицы, он проиграл в рулетку все свои деньги и помог друзьям допить последние несколько ящиков шампанского, уцелевшего от разгрома Кортеса.
Поверенный в делах в Колумбии (он никогда не забывал, что обязан своей карьерой Бевериджу; он свято верил в Рузвельта, в честь и реформы и законы против трестов, в Большую Дубинку, которая распугает жуликов и злодеев богачей и воздаст должное среднему человеку), он помог инсценировать революцию, в результате которой у боготского епископа была украдена зона канала; далее он встал на сторону Рузвельта во время Пулитцерова процесса о клевете; он был прогрессистом, верил в канал и в Т. Р.
Его сплавили в Гаагу, где он спал на тусклых заседаниях Международного трибунала.
В 1912-м он покинул дипломатическую службу и вернулся на родину агитировать за Рузвельта,
поехал в Чикаго и подоспел к тому моменту, когда съезд пел в Колизее «Вперед, Христовы воины»; в гуле голосов и приветственных криках он услышал топот «Русской Марсельезы», хмурое молчание мексиканских пеонов, колумбийских индейцев ждущих освободителя, в раскатах гимна он услышал размеренные каденции Декларации Независимости.
Разговоры о социальной справедливости заглохли; Т. Р. оказался таким же ветреным болтуном, как и все прочие, Лось был набит теми же самыми опилками, что и ДСП.
Пекстон Хиббен выставил свою кандидатуру в конгрессе от индианских прогрессистов, но европейская война уже отвлекла внимание публики от социальной справедливости.
Воен. кор. «Кольерс уикли» (1914–1915); представ. «Ассошиэйтед пресс» в Европе (1915–1917); воен. кор. «Леслис уикли» на Ближнем Востоке и секр. Ком-та помощи Ближнему Востоку (июнь – дек. 1921).
В эти годы он забыл про лиловый шелковый халат дипломата, и туалетный прибор из слоновой кости, и маленькие тет-а-теты с великими княгинями,
он поехал в Германию в качестве секретаря Бевериджа, видел, как германские войска маршировали гусиным шагом по Брюсселю,
видел Пуанкаре, проходившего по длинным, обреченным крепостным галереям Вердена между двумя рядами озлобленных, готовых взбунтоваться солдат в голубом,
видел гангренозные раны, холеру, тиф, маленьких ребят со вспухшими от голода животами, червивые трупы на путях сербского отступления, пьяных союзных офицеров, гоняющихся за испуганными голыми девочками по лестницам салоник-ских борделей, солдат, громящих лавки и церкви, французских и британских моряков, дерущихся пивными бутылками в барах;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145