Дик стал уговаривать ее, объяснил, что его брат не может жениться на иностранке из-за la famille, и у него нет постоянной службы, и в скором времени его уволят из армии, и он вернется к чертежному столу… известно ли ей, какие гроши получает en Amйrique чертежник у архитектора? Сущие пустяки, а тут еще la vie ch?re и la chute du franc, и, вероятно, в скором времени доллар тоже начнет падать и произойдет la r?volution mondiale, и лучше ей быть умницей и не рожать. Она начала плакать… ей так хотелось выйти замуж и иметь детей, а что касается аборта – mais non, puis non. Она топнула ногой и ушла в раздевалку. Дик пошел за ней, и стал ее утешать, и потрепал по щеке, и сказал que voulez vous, такова la vie, и не примет ли она скромный подарок – пятьсот франков. Она покачала головой, но, когда он предложил тысячу, она просияла и согласилась: que voulez vous, такова la vie. Дик оставил ее наедине с Генри – они с довольным видом сговорились пойти к ней спать, как только закроется ресторан.
– Я скопил несколько сотен долларов, ну что ж, придется с ними распрощаться… Постарайся сдержать ее аппетит, покуда мы их не разменяем по выгодному курсу… И ради Бога, Генри, когда в следующий раз сядешь играть в покер, будь осторожнее.
Накануне первого пленарного заседания мирной конференции Дик забежал в «Крийон» повидать мистера Мурхауза, который обещал достать ему и полковнику Эджкомбу пригласительные билеты. В вестибюле один французский офицер показался ему знакомым. Это был Рипли, только что уволенный из французского артиллерийского училища в Фонтенбло. Он сказал, что разыскивает одного старого друга своего отца – может быть, ему удастся как-нибудь пристроиться к мирной делегации. Он сидит на мели, и Марианна, третья республика, не желает больше содержать его и требует, чтобы он вступил в Иностранный легион, а у него нет ни малейшего желания. Сообщив полковнику Эджкомбу по телефону, что мистер Мурхауз не достал для них билетов и им придется прибегнуть к своим связям в военном мире, он пошел с Рипли в бар «Ритц» выпить по маленькой.
– Здорово! – сказал Рипли, поглядев на мундиры, увешанные орденами, и женщин, увешанных драгоценностями.
– Как вы их удержите на ферме… После путешествия в Париж? – буркнул Дик. – Черт возьми, если бы я только знал, что мне делать после того, как я выберусь из армии.
– Спроси меня что-нибудь полегче… Ничего, я лично найду себе какую-нибудь работу… В самом крайнем случае вернусь в Колумбийский университет и кончу его… Хоть бы уж произошла революция. Я не желаю возвращаться в Штаты… К черту, я вообще не знаю, чего хочу.
Дику стало не по себе от этих разговоров.
– «M?fiez vous, – процитировал он, – les oreilles enemies vous ?coutent».
– И это еще далеко не все.
– Послушай-ка, ты не имеешь известий о Стиве Уорнерс? – спросил Дик, понизив голос.
– Я получил письмо из Бостона… Он, кажется, получил год тюрьмы за неявку на призыв… Ему еще повезло… Многим вкатили по двадцать лет.
– Вот что получается, когда играешь с огнем! – сказал Дик громко.
Рипли прищурился и пристально глядел на него около секунды; потом они заговорили о другом.
После обеда Дик повел мисс Стоддард пить чай к Румпельмейеру, а потом пошел с ней в «Крийон» к мистеру Мурхаузу. Коридоры «Крийона», точно муравейник, кишели мундирами хаки, матросками, рассыльными, штатскими. Из каждой открытой двери доносился стрекот пишущих машинок. На всех площадках лестницы стояли кучки штатских экспертов, говоривших вполголоса, обменивавшихся взглядами с прохожими, чиркавших что-то в блокнотах. Мисс Стоддард схватила Дика за рукав своими острыми белыми пальцами.
– Слышите?… Точно динамо… Что это, по-вашему, означает?
– Только не мир, – сказал Дик.
В холле апартамента, занимаемого мистером Мурхаузом, она познакомила его с секретаршей, мисс Уильямс, блондинкой с усталым острым лицом.
– Она настоящее сокровище, – шепнула мисс Стоддард, проходя в гостиную, – она тут работает больше всех.
В голубом свете, проникавшем сквозь высокие окна, толпилось много разного народу. Лакей пробирался между отдельными группами с подносом, уставленным стаканами, и человек, похожий на камердинера, разносил, ступая на носках, портвейн. Одни держали в руках чайные чашки, другие – стаканы, но никто о них, по-видимому, не помнил. По тому, как мисс Стоддард вошла в комнату и мистер Мурхауз сделал несколько шагов ей навстречу, Дик сразу понял, что она тут играет первую скрипку. Его познакомили с множеством людей, и он некоторое время стоял посреди комнаты, приглядываясь и прислушиваясь. Мистер Мурхауз заговорил с ним и вспомнил его фамилию, но в это время мистеру Мурхаузу сообщили, что его зовет к телефону полковник Хауз, и Дику больше не пришлось говорить с ним. Когда он уходил, мисс Уильямс, секретарша, сказала ему:
– Простите, капитан Севедж… на одну минутку… Вы – приятель мистера Роббинса, не правда ли?
Дик улыбнулся ей и сказал:
– Вернее, просто знакомый. Он, кажется, весьма интересный человек.
– Блестящий ум, – сказала мисс Уильямс, – но я боюсь, что он скользит по наклонной плоскости. Мне кажется, что здешняя атмосфера действует деморализующе… на мужчин. Какая может быть работа, когда тут принято по три часа сидеть за обедом, а все остальное время пить в этих омерзительных кафе?…
– Вы не любите Парижа, мисс Уильямс.
– Определенно не люблю.
– А Роббинс любит, – лукаво сказал Дик.
– Слишком, – сказала мисс Уильямс. – Я думала, если вы ему друг, то, быть может, вы поможете нам выправить его. Он доставляет нам много хлопот. Он уже два дня как не показывается, а момент сейчас крайне ответственный, предстоят весьма важные дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145