Они ринулись на него. Он четыре раза выстрелил с бедра, потом револьвер дал осечку. Он еще раз взвел курок и, спокойно прицелившись, застрелил ближайшего из нападавших. Это был Дейл Хеббард, тоже бывший солдат, племянник одного из крупнейших лесопромышленников Сентрейлии.
Потом он отшвырнул револьвер и стал драться врукопашную. Толпа одолела его. Кто-то выбил ему зубы прикладом дробовика. Еще кто-то достал веревку, и его стали вешать. Какая-то женщина протолкалась к нему и сняла петлю с его шеи.
– У вас не хватает духа повесить человека днем, – сказал Уэсли Эверест.
Его отвели в– тюрьму и бросили на пол камеры. Тем временем прочие лесорубы были подвергнуты пыткам.
Ночью в городе потух свет. Толпа разнесла тюремные ворота.
– Не стреляйте, ребята, вот тот, кто вам нужен, – сказал надзиратель.
Уэсли Эверест встретил их стоя.
– Скажите ребятам, что я сделал все что мог, – шепнул он узникам соседних камер.
В закрытом автомобиле его повезли к мосту через реку Чихелис. Покуда Уэсли Эверест лежал на полу автомобиля, один сентрейлийский делец отрезал ему бритвой половые органы. Уэсли Эверест громко закричал от боли. Кто-то вспоминает, что через некоторое время он прошептал:
– Ради Бога, люди, застрелите меня… не мучьте меня. Потом его повесили при свете автомобильных фар на стропилах моста.
Следователю, производившему дознание, все это дело показалось забавнейшей шуткой.
Он донес, что Уэсли Эверест скрылся из тюрьмы, добежал до моста через реку Чихелис, надел себе на шею петлю и спрыгнул в воду; увидев, что веревка слишком коротка, он вскарабкался обратно на мост и укрепил на стропилах другую, более длинную, опять спрыгнул вниз, сломал себе шею и всадил в себя множество пуль.
Изуродованный труп уложили в ящик и зарыли.
Никто не знает, где зарыто тело Уэсли Эвереста, а те шесть лесорубов, которых поймали, погребены в тюремных стенах Уолла-Уолла.
Ричард Элсуэрс Севедж
Зубцы и башенки на кровле Нотр-Дам казались в лучах вечернего солнца рыхлыми и рассыпчатыми, как сигарный пепел.
– Вы непременно должны остаться, Ричард, – говорила Элинор, расхаживая по комнате и собирая на поднос чайную посуду, чтобы отдать ее горничной. – Я должна как-то позаботиться об Эвелин и ее муже, пока они не уедут… В конце концов, она одна из самых старых моих подруг… И я пригласила на вечер всех ее сумасшедших поклонников.
Длинная вереница больших подвод, груженных винными бочками, загрохотала по набережной. Дик не отрываясь глядел в серый пепел сумерек.
– Закройте окно, Ричард, пыль… Разумеется, я знаю, вам придется рано уйти, чтобы поспеть на беседу Джи Даблъю с представителями прессы. Если бы не эта беседа, он бы, бедненький, тоже пришел ко мне, но вы ведь знаете, как он занят.
– Ну, у меня тоже не так уж много свободного времени… Но все-таки я останусь и принесу поздравления счастливой чете. На военной службе я совершенно разучился работать.
Он встал и пошел в глубь комнаты, чтобы закурить сигарету.
– Не стоит из-за этого огорчаться.
– Вы ведь тоже не танцуете от радости.
– По-моему, Эвелин сделала ошибку… Мы, американцы, невероятно легкомысленно относимся к браку.
У Дика сжалось горло. Он заметил, каким деревянным жестом он вставил себе в рот сигарету, затянулся дымом и выдохнул его. Взгляд Элинор был устремлен на его лицо, холодный и испытующий. Дик ничего не сказал, он старался только не менять выражения лица.
– Вы любили ту бедняжку, Ричард?
Дик покраснел и покачал головой.
– Послушайте, не надо прикидываться таким жестоким… Только очень молодые люди прикидываются жестокими.
– Обесчещенная и брошенная техасская красавица разбилась насмерть во время воздушной катастрофы… Впрочем, большинство корреспондентов – мои личные знакомые, они сделали все для того, чтобы затушить это дело… Что вы хотите, чтобы я сделал? Не прыгать же мне, по примеру Гамлета, в могилу! Достопочтенный мистер Берроу сделал все, что требовалось. Ужасно неприятная история… – Он опустился на стул. – Мне бы хотелось быть жестоким и плевать на все. Когда история шагает по нашим телам, никаким сантиментам не должно быть места. – Он покривился и продолжал говорить не разжимая рта: – Я хочу только одного, сестричка, – поглядеть с дядей Вудро на белый свет… le beau monde sans blague tu sais.
Элинор рассмеялась своим коротким, резким смехом. На лестнице послышались голоса Эвелин и Пола Джонсона.
Элинор преподнесла им клетку с двумя маленькими голубыми попугаями. Они пили монтраше и ели жареную утку с апельсинами. В середине обеда Дика вызвали в «Крийон». Приятно было выйти на свежий воздух, сесть в такси, поехать мимо Лувра, выглядевшего огромным в поздних сумерках, в которых парижские улицы казались пустынными и очень древними, точно римский Форум. Всю дорогу мимо Тюильри он боролся с искушением крикнуть шоферу, чтобы он вез его в оперу, в цирк, на укрепления, куда-нибудь ко всем чертям, и конец. Проходя мимо швейцара отеля «Крийон», он сделал непроницаемое лицо.
Мисс Уильямс радостно улыбнулась, когда он появился на пороге.
– Я боялась, что вы опоздаете, капитан Севедж.
Дик покачал головой и осклабился.
– Кто-нибудь уже пришел?
– О, они идут толпами. Завтра будут заголовки во всех газетах, – прошептала она.
Зазвонил телефон, и она ушла.
Огромная комната была уже полна журналистов. Пожимая ему руку, Джерри Бернхем шепнул:
– Слушайте, Дик, если все дело сведется к декларации, отпечатанной на машинке, вы не выйдете из этой комнаты живым.
– Не беспокойтесь, – сказал Дик и осклабился.
– А где Роббинс?
– Он выбыл из игры, – сухо сказал Дик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145