Джи Даблъю работает до упаду. Я очень боюсь, что он не выдержит такой нагрузки… И совершенно невозможно найти надежную стенографистку или машинистку… Мне приходится, помимо моих секретарских обязанностей, еще и переписывать на машинке все бумаги.
– Да, нынче у всех много дела, – сказал Дик. – До свиданья, мисс Уильямс!
Она улыбнулась ему, он откланялся.
В конце февраля, вернувшись из продолжительной и утомительной командировки в Вену, он нашел еще одно письмо от Энн Элизабет:
«Дорогой Дик, спасибо за чудные открытки. Я все еще работаю в канцелярии и мне все еще одиноко. Приезжай, если можешь. Произошло событие, – которое внесет большую перемену в твою и в мою жизнь. Я ужасно волнуюсь, но твердо верю в тебя. Я знаю, Дик, что ты честный мальчик. Ах, как я хочу видеть тебя! Если ты через два-три дня не приедешь, я брошу все и поеду в Париж.
Твоя Энн Элизабет».
Дик облился холодным потом, когда прочел это письмо: он как раз сидел за кружкой пива в баре Уэбера вместе с одним артиллерийским поручиком, неким Саунтоном Уилсом, учившимся в Сорбонне. Потом он прочел письмо матери, жаловавшейся на одинокую старость, и письмо мистера Купера, предлагавшего ему службу. Уилс говорил об одной девице, которую видел в театре Комартен и с которой мечтал познакомиться, и спрашивал Дика, как знатока по этой части, каким образом это сделать. Дик пытался объяснить ему, что ничего нет легче, нужно только послать ей записочку через билетершу, пытался смотреть на прохожих с зонтиками, сновавших взад и вперед по Рю Ройяль, на мокрые такси и блестящие штабные автомобили, но панический ужас ни на секунду не покидал его – «она намерена рожать, она рассчитывает, что он женится на ней, будь я проклят, если я это сделаю». Допив пиво, он пошел с Уилсом вдоль левого берега Сены, разглядывая старинные книги и гравюры на книжном развале, в конце концов они попали к Элинор Стоддард.
– Что вы такой грустный, Ричард? – спросила Элинор.
Они стояли в оконной нише с чашками в руках. За столом Уилс беседовал с Эвелин Хэтчинс и каким-то журналистом. Дик отхлебнул чаю.
– Разговаривать с вами – истинное удовольствие, Элинор, – сказал он.
– Стало быть, не я виновата в том, что у вас такая вытянутая физиономия?
– Знаете… Иногда у меня бывает такое чувство, словно я застоялся… По-видимому, мне надоело носить военную форму. Я хочу для разнообразия опять стать частным лицом.
– Вы не хотите возвращаться в Америку?
– Нет. Но мне все равно придется ехать из-за матери, если, конечно, Генри не поедет… Полковник Эджкомб говорит, что он может устроить мне увольнение, если я откажусь от бесплатного проезда. Видит Бог, я готов отказаться.
– Почему бы вам не остаться здесь? Может быть, нам удастся уговорить Джи Даблъю устроить вас… Вам не улыбается перспектива быть одним из его даровитых юных помощников?
– Пожалуй, это лучше, чем заняться, политическими аферами в Джерси… Я бы хотел получить такую должность, чтобы можно было путешествовать… Это звучит смешно, потому что я и так всю жизнь провожу в поезде, но мне это еще не надоело.
Она потрепала его по руке.
– Вот это мне в вас и нравится, Ричард, – ваш аппетит ко всему… Джи Даблъю неоднократно говорил, что вы производите впечатление весьма предприимчивого человека… Он сам такой. Он никогда не терял аппетита, потому-то он со временем и будет большим человеком… Знаете, полковник Хауз все время советуется с ним… А я, представьте себе, потеряла аппетит.
Они вернулись к столу.
На следующий день потребовалось отправить человека в Рим, и Дик вызвался ехать. Когда он услышал в телефонной трубке голос Энн Элизабет, то снова облился холодным потом, однако постарался говорить как можно более мягким тоном.
– Какая ты прелесть, Дик, что приехал, – сказала она.
Он встретился с ней в кафе на пьяцца Венеция. Он смутился оттого, что она, совершенно не стесняясь, побежала к нему навстречу, обняла и поцеловала.
– Ничего, – сказала она смеясь, – пускай думают, что мы сумасшедшие американцы… Ах, Дик, дай мне поглядеть на тебя… Ах, Дик, мальчик, я так скучаю по тебе!
У Дика перехватило дыхание.
– Хочешь, пообедаем вместе, – выговорил он. – Я еще хотел разыскать Эда Скайлера.
Она уже заранее высмотрела маленькую гостиницу на глухой улице. Дик позволил ей вести себя: в конце концов, она была сегодня очень хорошенькой, щеки у нее разрумянились, и запах ее волос напомнил ему запах маленьких цикламенов на холме в Тиволи, но все время, что он лежал с ней в кровати, потея и тужась в ее объятиях, в голове безостановочно вертелись колеса: «Что мне делать, что делать, что делать?»
Они попали к Эду очень поздно, когда он уже перестал ждать их. Он паковал свои вещи, так как на следующее утро ехал в Париж, а потом домой.
– Замечательно, – сказал Дик, – мы поедем одним поездом.
– Я провожу в Риме последнюю ночь, леди и джентльмены, – сказал Эд, – давайте пообедаем с треском, и пусть Красный Крест проваливается ко всем чертям.
Они заказали изысканный обед с первоклассными винами в ресторане близ колонны Траяна, но Дику не шел кусок в горло. Собственный голос отдавался жестяным звоном в его ушах. Он замечал, что Эд героически пытается поднять настроение, заказывая все новые и новые бутылки, перешучиваясь с официантом, рассказывая смешные истории о своих неудачных похождениях с римскими дамами. Энн Элизабет много пила и говорила, что драконы из ПБВ вовсе не такие страшные, как она себе представляла, – они дали ей ключ от двери, когда она сказала, что к ней на один вечер приехал жених. Она все время толкала Дика под столом коленом и просила, чтобы они спели «Добрые старые времена».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145